Старый добрый дедушка надевает пятнистый комбинезон, деловито подтягивает ремень десантного «АКС-99»… Но рожица не смеется — сейчас Девятый не шутит.
Ну что тут сказать?
«Спасибо. Еще раз. И еще раз — на будущее. Стрела».
Все!
Теперь можно выключить компьютер. Нет, сначала включить принтер, выкатать снимок, всплакнуть…
«Воздух. Воздух. Воздух».
Я замерла. Экран посинел, словно кому-то там, в неведомой дали, и вправду не хватило кислорода. Секунду-другую я смотрела не понимая; затем, наконец сообразив, бросила пальцы на раздолбанную клавиатуру.
«Воздух». Мать твою, экстренная связь! Ну, ничего себе!
«Здесь Стрела. Слушаю!»
«Воздух» — вне очереди, вне любых графиков.
За пять лет — ни разу!
«Здесь Пятый. Будьте готовы для приема важного».
Опаньки номер два…
Хорошее настроение куда-то исчезло, сменившись знакомой злобой. Ну хрена ему нужно? Война? Да хоть и война, мог бы так не пугать. Что за мода пошла у начальства — раздельные сеансы связи проводить?
«Пятый — внедренному сотруднику Стреле. Срочно. Секретно. Разглашение запрещено. В настоящий момент вы подвергаетесь явной и непосредственной опасности. Ввиду невозможности проведения эвакуации по варианту «Этна», настоятельно прошу и требую.
Первое…»
Холодный пот — это мелочь. Вот когда кончики пальцев холодеют — это плохо. Пятый — дурак, но с «явной и непосредственной» даже дурак шутить не станет.
«…категорически запрещаю любые личные контакты со специалистом, не относящиеся непосредственно к работе. Повторно и настоятельно запрещаю любую откровенность личного порядка. Второе. Встреча специалиста с Молитвиным должна быть проконтролирована согласно стандартной процедуре. Результаты контроля — экстренно по каналу «Проба». Как поняли «Воздух», Стрела?»
Что ответить? «От идиота слышу»? Азия-с, не поймут-с. А жаль!
«Сотрудник Стрела поняла «Воздух» правильно».
Ну, козел гребаный! Напугал до мокрых трусов, а всего делов-то… Стандартную процедуру ему!
Козел!
3
…Саша сидит прямо на траве в своей старой линялой куртке (кажется, их и называли «штормовками»), в руках — сигарета, по белесому небу беззвучно носятся огромные черные шмели.
— Ты мне почти не снишься, Саша. Почему сейчас? Почему я тебя все время вспоминаю?
Я знаю, что вижу сон, и даже понимаю почему. Перенервничала, передумала, ко всему еще -кретин Пятый. Любой психоаналитик из новичков в два приема разъяснит. Но все-таки, почему?
Он молчит, смотрит в сторону. Можно и не спрашивать, ведь это сон, я разговариваю сама с собой. Но удержаться трудно.
— Что-то случится, да? Что-то плохое?
Саша медленно кивает, и вдруг я понимаю — правда.
Случится.
Или уже случилось.
Небо надвигается, каменеет, черные шмели множатся, пляшут перед глазами.
— Со мной? Или… Нет, с нею ничего не может случиться, правда? Ну скажи! Кивни!
Он молчит. Спрашивать бесполезно. Саша давно мертв, и я все должна понять сама. Понять. Сделать. Умереть. Как получится…
И тут я вижу, что нелепая «штормовка» исчезает. На Саше белая рубашка — та самая, с неаккуратно пришитой пуговицей. По груди расползается красное пятно…
Я кричу — громко, изо всех сил. Кричу — но не могу проснуться.
Наверное, это и есть Ад.
Пятница, двадцатое февраля
Локальный чемпионат по матоборью* Батюшки, внучка и Жучка* Воскресение Капустняка-великомученика* Железная Марта* Тебе бы прокурором быть, Эми!
— Алло, Гизело слушает!
Трубка в руке, но я еще сплю. До привычного воя будильника не меньше получаса. Хотела бы я знать, какого черта!..
— Слушаешь? Так разуй ухи, подстилка прокурорская! «Братва» тебе передать велела: харе копать под Капустняка. Усекла? А не усекла, так мы тебя, суку, месяц в жопу трахать будем, а потом в бетон зальем и насрем сверху. И родичей твоих замочим по списку! Усекла, падла?
Усекла. Уже дрожу.
— Чего молчишь? Обоссалась?
Угу. Ой, и страшно же мне! То есть в первый миг, конечно, пуганулась, но на уровне неожиданного хлопка над ухом — не больше. А голосок-то женский! Повесить трубку? Ну нет, сама нарвалась!
— А теперь ты сними гнид с ушей, бикса коцаная! За «подстилку» жопой своей сраной ответишь, а «братве» передай, перед тем как они тебя на клык ставить будут, что петухи они грязные…
Для такого ответа можно и не просыпаться.
Нажми кнопку — само польется. Когда-то в колонии мы чемпионат устроили — по матоборью.
Кто кого дольше; до первого повтора. Моя респондентша и на третий разряд не потянула бы.
Слушала она долго, минуты две, и лишь после повесила трубку. Можно было идти под одеяло — досыпать. Досыпать и потом, за кофе, делать два простеньких вывода.
Во-первых, мы с дуб-дубычем на верном пути. А во-вторых, никакая «братва» ничего мне не передавала, и я зря распиналась перед этой стервой. «Братва», а тем паче «железнодорожники», предупреждают иначе. Значит, либо перепуганная дилетантка — либо что-то совсем другое, о чем и думать не хотелось.
Уходя из дома, я машинально заглянула в почтовый ящик. Вкупе с местной газетой «Время» и листком рекламы моющих средств там обнаружилась странная бумаженция.
Я пригляделась.
«На море-окияне, на острове Буяне, стоит стол, Божий престол, на столе лежит тело белое, закаменелое, за столом сидят судья и прокурор. Господи, Мать Пресвятая Богородица, окамени им губы, и зубы, и язык — как мертвый лежит, не говорит, так и они б не приписывали, не придирались, не взъедались! Как лист опадает, так бы ихние дела от меня отпадали. Аминь. Аминь. Аминь».