— Прекратить! — рявкнул я первое, что пришло в голову, это подействовало умиротворяюще как на природу, так и на моих впавших в легкую панику собратьев по опасному приключению. Впрочем, в коридоре собрались далеко не все участники нашей экспедиции. Здесь были Марк де Меласс, Вацлав Карлович Крафт, Генрих Иоганнович Шварц и Ираклий Морава. Последний суетился больше всех, внося в установившуюся наконец небесную гармонию режущий слух диссонанс.
— Что вы опять натворили, Чарнота, — набросился на меня Вацлав Карлович, обретший с моим появлением объект для выхода накопившегося раздражения. Однако я Крафта очень хорошо понимал, и сам я в эту минуту находился в приподнятом состоянии по случаю метаморфоз, приключившихся в неурочную пору.
— Ничего особенного я не творил, — запротестовал я. — Просто решил навестить одну свою знакомую и совершенно неожиданно оказался в постели другой. Но подобные казусы случаются со многими мужчинами.
— Нет, вы посмотрите на него! — патетически воскликнул Вацлав Карлович. — Он опять вставил свой ключ не в ту замочную скважину, а в результате мы все оказались черт знает где.
Должен признать, что в словах Крафта была доля правды. Я действительно не собирался вступать в любовную связь с леди Морганой. Это была трагическая случайность, а не похоть, о которой здесь распространяется Вацлав Карлович. И уж тем более я не мог знать, что под личиной скромной волшебницы, называющей себя сестрой благородного Артура, скрывается сама Медуза Горгона.
— Так это была Медуза Горгона? — удивился Марк.
— Во всяком случае, мне так в последний момент показалось, — ответил я со вздохом. — Узнай я ее раньше — ретировался бы с извинениями, не доводя дело до факта.
— Вы сексуальный маньяк, Чарнота, — обрушил на меня всю силу своего гнева Крафт. — Мало вам было нимфы, так вы еще переспали с дочерью морского чудовища.
— Помилуйте, Вацлав Карлович, вы сами называли ее лебедушкой, — укорил я знатока мифологии, — и, в общем, были недалеки от истины. Что же касается змей на голове, то, во-первых, они появились в конце религиозной церемонии, когда ничего уже поправить было нельзя, а во-вторых, они не произвели на меня особого впечатления и даже не укусили, как этого можно было ожидать.
— А кого родит эта ваша распрекрасная Медуза в результате полового акта, об этом вы задумывались, Чарнота? Мало нам Мерлина, так теперь на свет явится какое-нибудь жуткое чудище.
— Какой еще Мерлин, Вацлав Карлович, бросьте вы мне голову морочить. Нет никакого Мерлина и не будет.
— Как это — нет, если я сам держал его в руках! — взревел громовым голосом Крафт. — И даже показывал младенца Генриху Шварцу.
Мы с Марком переглянулись. Похоже, Вацлав Карлович тронулся умом от выпавших на его долю переживаний. А иначе чем еще объяснить тот бред, который он сейчас несет. Ничего удивительного в этом психическом срыве, конечно, нет, поскольку остров Буян способен сбить с катушек даже очень уравновешенного человека.
— Это правда, — пискнул от окна вампир Шварц. — Я тоже видел Мерлина.
Еще один псих на нашу голову. А когда психоз принимает подобные масштабы, надо срочно принимать меры.
— Итак, вы видели младенца, дорогой друг, — обворожительно улыбнулся я Генриху Иоганновичу.
— Видел, — решительно кивнул головой Шварц.
— И чем же он отличается от всех прочих младенцев? — пришел мне на помощь Марк. — Почему вы решили, что это именно Мерлин, а не Вася, скажем, или Петя?
— У него печать на правом предплечье, — пояснил Генрих Иоганнович. — Точно такая, как ее описывают древние манускрипты. Я сам видел рисунок в летописи, относящейся предположительно к шестому веку. А Вацлав сказал, что такая же печать есть и на плече его отца.
— Вот такая? — не выдержал я и обнажил предплечье.
— Она самая, — испуганно отпрянул к стене Шварц. — Только у мальчика она поменьше.
По-моему, эти двое не свихнулись, а сговорились морочить мне голову. Если даже Леда и родила от меня ребенка, то ни Крафт, ни Шварц не смогли бы проникнуть в подводный дворец, где нимфа проводит свой досуг. А следовательно, не могли видеть младенца. Если бы они не утонули в озере, то их непременно сожрал бы змей Васуки.
— Какой еще змей, — удивился Шварц. — Обычная квартира в недавно построенной девятиэтажке.
— Мы были у Людмилы, — сказал с кривой усмешкой Вацлав Карлович.
— Вы хотите сказать, что Людмила и Леда одна и та же женщина? — сказал я, потрясенный этим откровением.
— Хочу, — упрямо тряхнул лысеющей головой Крафт. — Неужели вы думаете, что этот сукин сын Варлав случайно сделал свой выбор? Скажу вам больше, Чарнота. Нимфа Леда — дочь морского царя Форкия и титаниды Кето. Так же как и птица Сирин, с которой вы имели любовную связь в царстве мертвых.
— Какой ужас! — прошептал в восторге Ираклий Морава.
— Какой ужас! — прошептал в восторге Ираклий Морава. — Тут материала на три пьесы хватит. Я же себе этими шедеврами воздвигну памятник нерукотворный.
После слов Крафта в моих мозгах начало потихоньку проясняться. Причем, в отличие от Вацлава Карловича, я уже знал, каких птенцов принесла мне птица Сирин. Эти птенцы пищали в замке Руж, и на предплечьях их были те же темные пятна, что и на моем. Правда, они были настолько малы, что мы с Маргаритой сочли их самыми обычными родинками. Итак, из шестерых дочерей Форкия и Кето я успел пообщаться с тремя. Расклад более чем странный, наводяший на мысли о крупномасштабном заговоре против моей скромной персоны.