— Вы видели? — спросил я Марка, смотревшего в те же глазницы через мое плечо.
— Надеюсь, не мы стали причиной их смерти, — хрипло проговорил он.
Я тоже на это очень надеялся, но с уверенностью утверждать не мог. У меня было чувство, что этот несчастный смотрел именно в мои глаза и именно мой взгляд его убил.
— Обратите внимание, Чарнота, на луч, который идет от зеркала к затылку хрустального черепа.
— И что это, по-вашему, за луч?
— Понятия не имею.
— И что это, по-вашему, за луч?
— Понятия не имею. Но на вашем месте я попробовал бы войти в дверь.
— А вы уверены, что мне удастся?
— Если не хотите, то давайте это сделаю я. Все равно при такой температуре мы здесь долго не продержимся.
— Убедили, — сказал я Марку и сделал первый шаг.
Я действительно вошел в пиршественный зал, а следом за мной сюда же проник Марк. Я слышал его хриплое дыхание за спиной. Недолго думая, я подошел к столу и протянул руку к ближайшему блюду. Мясо было еще горячим, и я невольно отдернул пальцы, чтобы не обжечься. Марк наполнил серебряный кубок красным виноградным вином из золотого кувшина и поднес его к носу. Пить вино он не стал, хотя, если судить по запаху и цвету, вино было самым обычным.
— Мама дорогая, — услышал я голос Ираклия Моравы, — сейчас погудим.
И прежде чем мы с Марком успели сказать хотя бы слово, драматург опрокинул содержимое серебряного кубка в рот. Я оторвал глаза от жуткого черепа и перевел их на несчастного Мораву. Ираклий как ни в чем не бывало жевал мясо, взятое с ближайшего блюда. Жир стекал с его пальцев, но проголодавшийся драматург не обращал на это никакого внимания.
— По-моему, это гусятина, — сказал он, оборачиваясь к нам. — А вы почему не едите? Налетай, подешевело.
Призыв Моравы был услышан, и через раскрытую дверь в зал ворвалась группа товарищей, утомленных долгим путешествием и сильно оголодавших после длительного поста.
— Я бы не торопился, — попробовал уговорить их Марк, но, увы, его предостережение никто не стал слушать. Пример Ираклия, с необыкновенным аппетитом поглощавшего расставленные на столе яства, подействовал распаляюще как на ополоумевших вампиров, так и на трезвомыслящего Крафта.
— Э, — удивленно глянул на Шварца Морава. — Вампирам вроде пить вино не полагается.
— Это еще почему? — огрызнулся Генрих Иоганнович, успевший уже осушить один кубок и нацелившийся на другой.
— Народное поверье, — растерянно развел руками Ираклий.
— Плевать я хотела на твое поверье, — цыкнула на драматурга Верка. — Будешь под ногами путаться — укушу.
Я оглянулся на дверь, она была открыта. Выглянув в дверной проем, я увидел все тот же зал, в котором мы едва не изжарились, и пришел к выводу, что чудо все-таки произошло — Сезам открылся. И открылся он с помощью хрустального черепа, который я сейчас держал в руках. Впрочем, два других зеркала оставались на месте и пока еще хранили от нас свои тайны.
— Я бы перекусил сначала, — вздохнул Марк. — Кто знает, что ждет нас за этими зеркальными дверьми.
Предложение было дельным, и я охотно с ним согласился. Тем более что с нашими товарищами, уже успевшими приложиться к спиртному и хорошенько закусить, ничего неожиданного и наводящего на размышления не произошло. Ираклий Морава просто-напросто блаженствовал. Мне пришлось отобрать у него кувшин с вином, дабы он не упился до полного безобразия. Вино было очень хорошим, но я не мог так просто выкинуть из головы людей, которые не успели его допить. Они умерли в одно мгновение, на наших с Марком глазах, и причину их смерти я при всем желании не назвал бы естественной.
— Пир закончен, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Прошу всех занять исходные позиции и быть готовыми к неприятностям.
— Ведите нас, генерал, — икнул драматург, которому в данный момент море было по колено. — Взвейтесь, соколы, орлами…
Соколы, однако, отступили к самой стене и уже оттуда наблюдали за моими манипуляциями с хрустальным черепом.
— Взвейтесь, соколы, орлами…
Соколы, однако, отступили к самой стене и уже оттуда наблюдали за моими манипуляциями с хрустальным черепом. Вокруг нас с Марком крутился только Ираклий Морава, которому ударивший в голову хмель не давал покоя.
— Дайте же хоть краем глаза взглянуть, мужики, — умолял он нас. — Не лишайте поэтическую душу вдохновения.
— На, — сунул ему в руки дьявольскую игрушку Марк. — Потом не жалуйся.
Морава вцепился в череп и без раздумий заглянул в его сияющие загадочным светом глазницы. Если Марк рассчитывал, что Ираклий грохнется в обморок, то ошибся. Драматург, похоже, пребывал на верху блаженства.
— Богиня, — причмокнул он от удовольствия языком. — Венера. И родятся же такие крали.
— Ты о чем? — не понял Марк.
Но Ираклий, не отвечая Ключевскому, двинулся прямо к зеркалу. Мы с интересом наблюдали за драматургом, чтобы броситься за ним вслед, как только дверь откроется. Однако, увы, Морава, наткнувшись на невидимое препятствие, с воплем полетел назад, а выпавший из его рук хрустальный череп подкатился к моим ногам. К счастью, драматург не пострадал и уже через минуту вскочил на ноги с сияющим лицом и масляными глазками.