— Это она, — в ужасе прошептал Вацлав Карлович.
— Кто — она? — не понял я.
— Горгона Медуза, — ответил за Крафта Марк.
Я собрался было заглянуть черепу в глазницы, но тут зажигалка погасла, наверно в ней закончился газ, и все мои попытки ее оживить заканчивались пшиком.
— Она была живая, — хрипло проговорил Ключевский. — В этом я готов поклясться. Я видел, как змеи шевелятся на ее голове.
— Она взглянула на меня, — поддержал Марка Крафт. — Это ужасно, Чарнота.
Справедливости ради надо сказать, что Вацлав Карлович очень быстро успокоился после пережитого стресса. Все-таки с нервами у Крафта все было в порядке. Что же касается Ключевского, то о нем я особенно не волновался. Рыцарь де Меласс был атлантом, и подобные сюрпризы не могли выбить его из колеи.
— Не могу судить с уверенностью, Чарнота, но, по-моему, это приемно-передающее устройство, — задумчиво проговорил Ключевский.
— Точно, — встрепенулся Крафт. — Я читал о подобных черепах. Кажется, их обнаружили в древних храмах ацтеков или майя. А Горгона Медуза почиталась гипербореями как дочь могущественнейшего морского бога.
— А змеи на голове? — напомнил Морава. — Хороша дочка, ничего не скажешь.
— Змея — символ мудрости, — напомнил нам Сусанин.
— Вам, конечно, виднее, — смущенно откашлялся драматург.
Если мне не изменяет память, Медузу Горгону убил один очень известный греческий герой и отдал ее голову богине Афине Палладе. Которая не нашла ничего лучше, как поместить голову загубленной соперницы на свой щит.
— Вы не в курсе, Вацлав Карлович, что собой олицетворяла богиня Афина Паллада?
— Мудрость. На начальном этапе ее изображали с головой совы. Скорее всего, именно от этой совы произошло имя София.
— Спасибо за информацию.
Нет ничего труднее, как искать зерно истины в сказаниях наших предков. По-моему, все они были постмодернистами вроде Ираклия Моравы, и иррациональное восприятие мира было в них развито больше, чем рациональное. Не жизнь у них была, а сплошная аллегория. Видимо, этим и пользовались жрецы атлантов, создавая своих монстров, способных привести в трепет даже самую мужественную душу. А испуганной толпой легче управлять.
Тоннель закончился столь внезапно, что я даже зажмурился от яркого света, ударившего по глазам. Мы вновь оказались в огромном зале, предназначенном, скорее всего, для религиозных церемоний, но здесь, на наше счастье, не было жертвенного алтаря.
Мы вновь оказались в огромном зале, предназначенном, скорее всего, для религиозных церемоний, но здесь, на наше счастье, не было жертвенного алтаря. Это первое, на что я обратил внимание, осматривая огромное помещение. Зато тут были зеркала, украшавшие противоположную от входа стену. Именно от этих зеркал и отражался ослепивший нас свет. Увы, источник этого света мне так и не удалось обнаружить, хотя я добросовестно осмотрел и стены, и потолок. Кстати, волшебные зеркала отражали не только нас, но и вампиров, опровергая тем самым древнее поверье. К сожалению, в этом зале мы не обнаружили главного — выхода из роскошного дворца, который претендовал теперь на то, чтобы стать нашим последним пристанищем. Мы так увлеклись поисками, что в результате не только выход не нашли, но потеряли и вход. Когда за нами захлопнулась входная дверь, никто из моих спутников не заметил. Более того, не было даже намека, что она здесь когда-то была. А между тем в зале становилось все жарче и жарче. Наша вымокшая одежда сохла прямо на глазах. Жар исходил именно от зеркал, которые то ли от испарений, то ли по какой-то другой причине все больше тускнели.
— Надеюсь, нас не собираются превратить в жаркое? — выразил робкую надежду Генрих Шварц.
— Собираются, — желчно отозвался Вацлав Карлович, стягивая с плеч рубашку и обмахиваясь ею. — Кошмар какой-то. Это место специально для вас приготовлено, Чарнота. Сначала вас пытались утопить, теперь будут поджаривать на медленном огне. Ну, допустим, вы Совершенный, а мы-то, нормальные люди, за что страдаем?
Наверно, в словах Крафта была своя сермяжная правда, поскольку взоры всех присутствующих немедленно обратились ко мне. Если эти ребята видели во мне спасение от изнуряющей жары, то напрасно. Я ничем не мог им помочь и страдал от духоты нисколько не меньше всех прочих. С целью отвлечься от мрачных мыслей я принялся рассматривать хрустальный череп, благо света в этом зале хватало.
— По-моему, это копия женского черепа, — высказал свое мнение Марк.
— Медузы Горгоны? — хмыкнул я.
— А вы загляните девушке в глаза, а потом мы посмотрим, что останется от вашего чувства юмора.
Я не стал спорить с Марком и охотно выполнил его просьбу. Ничего, даже отдаленно напоминающего голову сказочного чудовища, я там не увидел. Зато моему взору предстал огромный пиршественный зал с дубовым столом посредине. Этот стол был заставлен такими яствами, что у меня даже слюнки потекли. Зал не пустовал, за столом сидело не менее сотни пирующих. Если судить по одежде, то менее всего они походили на наших современников. А вот обличье у них было самое обычное, разве что бородатые здесь преобладали над чисто выбритыми, а блондины над шатенами. Видение было настолько четким, словно я стоял на пороге пиршественного зала и выбирал свободное место у стола. Внезапно один из пирующих обернулся и глянул мне прямо в глаза. Лицо его, еще секунду назад улыбающееся, перекосилось от ужаса, он попробовал вскочить на ноги и тут же рухнул на пол. Смерть его была ужасной. Сначала он превратился в мумию, потом в скелет и, наконец, рассыпался прахом. Та же участь постигла и всех пировавших за столом людей. Не прошло и минуты, как в пиршественном зале остался лишь стол, ломившийся от яств.