Сокольский не возражал. Миша и Вася выразили горячее желание принять участие в моих поисках того, не знаю чего. Похоже, компетентные товарищи не слишком мне доверяли и не хотели выпускать из виду в столь ответственный момент. Разумеется, Крафт и Мащенко тоже увязались с нами, хотя на месте Бори я подыскал бы себе другое занятие на сегодняшний день.
Барак днем выглядел еще более непрезентабельно, чем ночью. Некоторое оживление в окружающий пейзаж вносили правоохранительные органы и медицинские работники, суетившиеся возле подъезда. И хотя я сообщил им о смерти Сусанина еще ночью, к делу они приступили только сейчас, когда стрелки часов перевалили за два часа пополудни. Скорее всего, правоохранители не поверили анониму, но, возможно, полагали, что покойник не убежит, а потому и торопиться, в сущности, некуда. Мы вышли из «форда» и присоединились к небольшой толпе зевак, собравшихся, чтобы проводить в последний путь одинокого человека. Первой отъехала машина «скорой помощи», увозя в своем нутре бездыханное тело. Милиционеры у барака тоже не задержались, — видимо, посчитали смерть Сусанина естественной и не подлежащей длительному расследованию. Не исключено, что у медиков на этот счет будет другое мнение, но их заключение поступит к правоохранителям еще не скоро. Словом, время для тщательного осмотра подозрительного строения у нас было. Дождавшись, когда рассосется толпа, мы вошли в подъезд, где еще не выветрился запах квашеной капусты. Барак был пуст, последний обитатель покинул его, хотя и не по своей воле, несколько минут назад, и тем не менее это построенное в начале прошлого века здание продолжало хранить в себе тепло ушедшей навсегда жизни. Мы быстренько пробежались по этажам, благо их было всего два, но ничего подозрительного в четырех оставленных жильцами квартирах не обнаружили. В подвал мы спустились по гнилой лестнице, которая отчаянно скрипела и стонала под тяжестью нахлынувших кладоискателей. В подземелье было сухо и пыльно. Весь скопившийся за сто лет эксплуатации дома хлам был в наличии, занимая приличную площадь и мешая озабоченным людям в их поисках.
— Интересно, — проворчал Миша, ударившийся коленом о диван, из которого во все стороны торчали ржавые пружины, — куда смотрели пожарные. Достаточно одной спички, чтобы от барака остались одни головешки.
Не знаю, куда смотрели пожарные, но мы с Крафтом оглядывали стены в поисках уже знакомого нам вензеля с загадочной, как сфинкс, буквой «Д». Мы уже обшарили половину подвала, подняв при этом тучи пыли, но ничего подозрительного так и не нашли. Василий, успевший испачкать новенький модный плащ, тихонько поругивался сквозь зубы. Боря Мащенко беспрерывно чихал и проклинал тот день, когда связался с подозрительными во всех отношениях личностями. Подозрительными личностями он, разумеется, считал не компетентных товарищей, а нас с Вацлавом Карловичем. Поиски того, не знаю чего, уже приближались к закономерному фиаско, когда Крафт, отодвинув в сторону комод грубой кустарной работы, обнаружил под ним люк. Люк можно было бы счесть самым обычным канализационным, если бы на его крышке не красовалась таинственная и изрядно намозолившая нам глаза в последнее время буква «Д».
— А что я говорил! — торжествующе воскликнул Крафт и попытался сорвать с места чугунную крышку. Крышка поддалась, когда к Вацлаву Карловичу присоединились профессионалы в лице Василия и Михаила.
— Пованивает, — сделал заключение Боря, склонившись над отверстием.
— Надо спускаться, — вздохнул Миша, страдальчески оглядывая свои новенькие импортные туфли.
— Канализация, — сделал вывод тонко разбирающийся в запахах Боря.
— Вроде как серой попахивает, — не согласился с ним Крафт.
Я не был согласен ни с Мащенко, ни с Вацлавом Карловичем. Запах был, конечно, затхлый, но не нес в себе ничего предосудительного, а уж тем более потустороннего.
— Ну так полезайте первым, Вадим Всеволодович, — предложил мне Крафт, — все-таки для вас подземный мир более привычная среда, чем для нас.
— Это что, намек? — возмутился я.
— Назовем это признанием заслуг, — мягко поправил меня Мащенко.
— Признание заслуг, Боря, — это когда орден дают, а когда посылают в дерьмо — это называется совсем по-другому.
Тем не менее в люк я полез первым, подсвечивая себе фонариком. К счастью, ничего непоправимого со мной не случилось. Я очутился в тоннеле, довольно сухом и относительно чистом.
— А что я говорил, — воскликнул Боря, приземляясь рядом со мной.
— Ну и куда он ведет, этот ваш тоннель? — спросил Василий, осматривая с помощью фонарика капитальные стены.
— А черт его знает, — буркнул Миша.
— Давайте не будем поминать черта в столь стесненных обстоятельствах, — попросил Мащенко.
Минут десять мы двигались молча, стараясь не прикасаться плечами к стенам, кое-где покрытым то ли слизью, то ли лишайниками — словом, чем-то зеленоватым и весьма неприятным на вид. Ничего примечательного в этом тоннеле мы не обнаружили, несмотря на то что прошли по нему довольно приличное расстояние. Я уже начал подумывать о том, чтобы повернуть назад, но не успел обнародовать зреющее в мозгах предложение.