— Можно сказать и так. Но… Нет, не с приезда. Она, конечно же, никогда ниоткуда не приезжала. Я… Как бы вам объяснить? Я ее из себя выпустил.
— Выпустил? Из себя?!
Я почти рассердился. Не люблю, когда люди начинают молоть чушь. Особенно если при этом от них не пахнет безумием. Джуффин, однако, оживился.
— Слушайте, — сказал он. — Ну вы даете! Была у меня такая идея, и ведь все сходилось, один к одному, а я, дурень, отмел ее как невозможную. Погорячился. Выходит, девочка, которую все считали вашей внучкой, — это ваша боль?
— Это мое горе, — кивнул Габа Гро.
Я почувствовал, что еще немного, и безумием запахнет от меня. Прекрасная перспектива. Джуффин, напротив, пришел в восхищение.
— Гениально! — выдохнул он. — Впервые слышу, что такое возможно. Человек отдельно, а его горе — отдельно, материальное, очеловеченное, очаровательно телесное. При этом, как я понимаю, вы пользовались только низшими ступенями Очевидной магии, в противном случае мы с вами встретились бы гораздо раньше. Немыслимо!
— Очевидная магия тут вообще почти не нужна. Вторая ступень Черной, в самом конце, для закрепления, так сказать, успеха.
Впервые за все время Габа заметно оживился. В его тоне вдруг появились самодовольные нотки. Ничего удивительного, в лице Джуффина он неожиданно обрел собеседника, достаточно компетентного, чтобы воздать ему по заслугам. Обстоятельства их встречи, конечно, были самые что ни на есть прискорбные, но когда еще и похвалиться своими успехами, если не сейчас.
— Скажу вам больше, — торопливо продолжал Габа, — древнюю магию Хонхоны, о которой все вдруг вспомнили после принятия Кодекса Хрембера, я не задействовал вовсе. И хитроумные уандукские фокусы мне тоже не понадобились. Я обратился совсем к другим источникам. Давно, еще в Смутные Времена, когда сожгли резиденцию Ордена Зеленых Лун, многие библиофилы по ночам ходили откапывать из-под развалин личную библиотеку их Великого Магистра, и я тоже не удержался. И мне в руки попали прелюбопытные записки Алаиса Кайи, знаменитого знахаря из Умпона, я довольно много полезных сведений оттуда почерпнул…
— Ничего себе, — изумился Джуффин. — И на Чирухте, оказывается, есть свои магические секреты.
Вот уж что-что, а это для меня темный лес.
— Там, среди прочих интересных вещей, был рецепт «Как исцелиться от горя». Я его неоднократно опробовал на себе, после того как овдовел. И по ходудела усовершенствовал. Первоначально это был способ получить временное облегчение, на сутки, не больше. Но сутки — это не выход, а то бы я и Джубатыкской пьянью обошелся. Поэтому я искал способ продлить действие лекарства. Несколько лет на это положил. И в конце концов нашел — не совсем то, на что рассчитывал; вернее, совсем не то. Но, конечно, всегда следует учитывать, что в Сердце Мира некоторые иноземные заклинания действуют совершенно непредсказуемо.
— Вот именно, — вставил Джуффин. — Следует учитывать. Святые слова. Если бы их еще в дело претворяли…
— Вообще, это вполне обычная ситуация — когда в начале эксперимента толком не знаешь, к чему он приведет, — заметил Габа Гро. — При ином подходе мы бы до сих пор жевали молодые побеги кварниса, чтобы облегчить зубную боль, и листья дерева шотт ради исправной работы желудка, тем бы наши познания в медицине и ограничивались… И потом, поймите меня правильно. Когда многолетнее горе вдруг покидает тебя, вернее, оказывается не внутри, а снаружи и выглядит при этом как красивая маленькая девочка, дурного как-то не ждешь. Напротив, кажется, что в таком виде оно тебе даже нравится.
— Ну-ну, — вздохнул Джуффин. — Не ждали, значит, дурного. Выпустили наружу свое горе и думали, оно будет жить рядом с вами, как нормальный ребенок? Расти, учиться грамоте, играть с другими детьми? Вы действительно на это рассчитывали?
— Ну да, — Габа Гро окончательно смутился. — Именно так я поначалу себе это представлял. Потому и говорил всем, что девочка — моя внучка, чтобы к ней относились, как к нормальному ребенку. А когда я понял, что нормальным ребенком она никогда не станет, было уже поздно что-то менять.
— Зато прийти ко мне и посоветоваться никогда не было поздно, — сердито сказал я. — Как к старому приятелю и человеку, который кое-что смыслит в магии и прочих запутанных делах. Дырку над тобой в небе, Габа, можно подумать, я тебя когда-нибудь подводил.
— Ннну… — Габа замялся. — Все-таки ты Тайный сыщик. Сам должен понимать, прийти к тебе — все равно что явиться в Тайный Сыск с повинной. Дескать, выручайте, я тут с умпонской магией перемудрил на досуге, заберите от меня это ужасное существо, люди добрые, и делайте с ним что хотите. А я к ней привязался. У меня никогда не было ни детей, ни внуков, ни даже племянников каких-нибудь троюродных, и тут вдруг появляется эта девочка, которая в каком-то смысле часть меня самого. Такая маленькая, красивая, спокойная… Я носился с ней как с куклой, покупал наряды и игрушки, хотя они, конечно, были нужны не ей, а мне самому — иллюзия, что в моем доме живет ребенок, о котором я забочусь. Я потратил немало времени и сил, чтобы научить ее говорить, — и ведь научил. Она не слишком любит разговаривать, но в случае нужды может сказать все что угодно. И меня понимает с полуслова. Она, конечно, очень страдала от одиночества. Нормальные дети от нее шарахались, звери тоже, я как-то взял в дом щенка и в тот же вечер унес обратно, пока бедняга не издох от страха. Да и взрослые люди едва ее выносили, хотя, надо отдать им должное, старались не подавать виду. Я не в претензии, чужое горе всем в тягость, как бы оно ни выглядело. Но девочке было очень несладко. И виноват в этом, как ни крути, только я. В конце концов, мое горе никогда не просило меня сделать его человеком.