Дело кончилось тем, что к отцу явилась целая делегация из Ордена Семилистника. Заслуженные Магистры принялись упрашивать Хумху отдать меня в послушники. Он сперва твердо заявил, что не потерпит в доме сына-колдуна, но поскольку мама к тому времени уже благополучно удрала со своим генералом, а от меня было слишком много шума, Хумха позволил себя уговорить. Он поставил только одно условие: как можно дольше продержать меня в послушниках и никогда, ни при каких обстоятельствах не делать Старшим Магистром. Не удовлетворившись честным словом былых соратников, заставил их оформить обещание письменно, еще и к Нуфлину за подписью отправил. Это, насколько мне известно, совершенно уникальный документ. Больше никому за всю историю Соединенного Королевства не понадобилось заключать столь дурацкий договор с каким бы то ни было магическим орденом. Вопреки распространенному мнению, люди далеко не всегда искренне желают добра своим детям, но обычно считают необходимым соблюдать хоть какие-то видимые приличия, а потому ломают потомству жизнь исподволь, тайком и документальных свидетельств стараются не оставлять.
Забегая вперед, скажу, что Хумха, сам того не ведая, оказал мне неоценимую услугу. Если бы не его дурацкое требование, лишившее меня всякой надежды на мало-мальски пристойную карьеру, я бы, пожалуй, не покинул Орден Семилистника в возрасте ста с небольшим лет, когда обучение было успешно завершено и всем, включая мое начальство, было совершенно непонятно, что делать дальше. Обычно к отступникам относятся неприязненно, но мое положение вызывало искреннее сочувствие, так что меня отпустили с миром, твердо пообещав, что в случае нужды я получу любую помощь и поддержку, как если бы остался в Семилистнике. В обмен с меня взяли клятву не вступать больше ни в какие ордена — обычное в таких случаях условие. Впрочем, можно было обойтись и без клятвы: меньше всего на свете мне хотелось поступать в какой-то дурацкий орден и начинать все заново. Я твердо знал, чего желаю от жизни: бездельничать и путешествовать по Миру, причем и то и другое — с максимальным комфортом. Поразительно разумная позиция для столь молодого человека. До сих пор сам себе удивляюсь.
Избранный мною образ жизни требовал солидного финансового обеспечения. Хумха был богат, оставалось найти путь к его кошельку, который, увы, можно было проложить только через отцовское сердце. О том, чтобы ограбить родителя, не могло быть и речи: совесть моя ничуть не протестовала, но в области изготовления охранных амулетов Хумхе в ту пору все еще не было равных, а самоубийственные проекты никогда меня не привлекали.
Поэтому я разработал простой и прекрасный план: памятуя, как огорчали когда-то отца мои выдающиеся успехи в учебе, попросил бывших начальников по секрету сообщить ему, будто мне пришлось покинуть Орден по причине недостатка способностей. Дескать, мальчик хороший, старательный, но бездарь редкостная — даже не верится, что в детстве казался таким талантливым. Как жаль.
Люди охотно верят хорошим новостям, вот и отец поверил им на слово.
Как жаль.
Люди охотно верят хорошим новостям, вот и отец поверил им на слово. Он принял меня с распростертыми объятиями, на радостях сперва даже предлагал поселиться в его доме. Но я благоразумно выбрал жилище на противоположном конце выкупленного квартала; Хумха, которому понадобилось всего несколько минут, чтобы оправиться от острого приступа отцовской любви, встретил мое решение с нескрываемым облегчением. А когда я объявил, что желаю немедленно поехать на Уандук с целью осмотра тамошних достопримечательностей, он чуть в пляс не пустился. Это же несколько дюжин дней пути только в один конец, даже на очень быстроходном судне. Долгая разлука со мной представлялась отцу прекрасной перспективой. Мне, впрочем, тоже.
Характер у нас обоих был не сахар, но какое-то время мы худо-бедно уживались. Я много путешествовал, и даже возвращаясь в Ехо, подолгу гостил у приятелей, так что беспокойства от меня было куда меньше, чем от среднестатистического юного балбеса. Разве что за деньгами исправно приходил, но Хумху это, хвала Магистрам, не смущало. Он загодя навел справки и выяснил, что у простых зажиточных горожан очень часто вырастают никчемные сыновья-бездельники, которых, хочешь или нет, а приходится содержать. И был доволен своими успехами: наконец-то в его жизни все как у людей!
История, которую я собираюсь вам рассказать, произошла много позже, поэтому не стану сейчас в подробностях вспоминать свою юность, хотя интересных и поучительных событий случилось в ту пору немало. Но все же буду краток. Основная проблема — в контексте наших своеобразных отношений с отцом, разумеется, — состояла в том, что я уже в ту пору был очень неплохим колдуном. А если сделать скидку на возраст, неопытность и отсутствие незаурядных учителей, так и вовсе отличным. До отца мне, конечно, было еще далеко, зато, в отличие от Хумхи, я вовсе не намеревался зарывать свои таланты в землю.
Кроме того, я с детства испытывал искренний интерес к людям, обожал совать нос в чужие дела и по мере возможности их улаживать, причем исключительно ради собственного удовольствия — надо же как-то развлекаться. Еще в бытность свою послушником Ордена Семилистника я не раз утрясал ссоры, распутывал интриги и помогал отделываться от неприятностей — не только своим ровесникам, но и взрослым Магистрам. Это меня забавляло, помогало упражнять ум и одновременно давало мне некоторую власть над окружающими. Принимая в расчет мой юный возраст и более чем скромный статус, можно представить, насколько важным казалось мне последнее обстоятельство. Авторитет мой особенно вырос после истории с одним Старшим Магистром, которого долгое время считали пострадавшим от таинственного проклятия и тщетно пытались исцелить или хотя бы установить личность околдовавшего его недруга, пока я не выяснил, что загадочные припадки бедняги объясняются всего лишь чрезмерным пристрастием к неизвестным в Соединенном Королевстве уандукским любовным пилюлям. Удивительно, но никому, кроме меня, в головуне пришло элементарно соотнести регулярные обострения его плачевного состояния с прибытием торговых кораблей из Куманского Халифата, проследить за передвижениями несчастного за стенами Иафаха, расспросить знающих людей в порту и, наконец, подкупив уборщика, как следует порыться в покоях больного. Так, собственно, всегда и случалось: ничего из ряда вон выходящего я не предпринимал, но почему-то постоянно оказывался единственным человеком, способным задавать простые вопросы, находить удовлетворительные ответы, делать логичные выводы и совершать разумные поступки. Постепенно я стал своего рода знаменитостью — в узком кругу собратьев по Ордену, конечно, но все-таки.