Хирон долгим взглядом смотрел на юное лицо Лукавого, очень похожее в этот миг на лицо его отца, Дия-Громовержца, Зевса Олимпийского, каким он был много веков назад, перед великой битвой.
— Не спеши, — наконец выговорил кентавр. — Я не советую тебе, я просто говорю: не спеши. Если бы я даже знал, что ребенок вырастет и убьет меня, то я не стал бы из-за этого убивать его — не стал бы убивать настоящее ради будущего. И вот что… Я разрешаю тебе приходить на Пелион без моего дозволения. Приходи просто так. Но только в одном случае — если ты придешь вместе с этими детьми. Договорились?
И Гермий молча кивнул.
ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
1
— Душно, — с некоторым раздражением бросил Автолик, утирая лицо заранее припасенным куском ткани. — Наверное, гроза будет…
— Еще бы, — в тон ему отозвался Амфитрион, завистливо глядя на голого борца. — Гелиос, видать, взбесился… Хорошо тебе, Автолик, а мою одежду хоть выжимай! Так ведь домой голым не пойдешь…
Оба мужчины сидели на краю бордюра, окружавшего площадку для прыжков, и с вожделением косились на далекую гряду сизых туч; третий, гибкий как горный лев Кастор Диоскур, чуть поодаль возился с учебным копьем — то ли наконечник утяжелял, то ли просто так убивал время.
Из крытого гимнасия донесся сдавленный вопль.
— Поликтора поймали, — удовлетворенно сообщил Автолик, раздувая ноздри. — Эй, Кастор, слышишь — твоего любимчика лупят! Говорил же тебе вчера — отгони его от Алкида, не давай песком кормить… Вот и докормился, оболтус! Сейчас его Амфитриадики чем-нибудь похуже песочка угостят, пока Поликторова свита в умывальне плещется…
Тонкие черты лица Кастора исказила недобрая усмешка. Всякий, увидевший Диоскура впервые, рисковал недооценить белокурого красавчика, но после подобной усмешки любой предпочел бы не иметь Кастора в числе своих врагов. Вспыльчивый, гордый, постоянно пытавшийся ни в чем не уступить своему брату Полидевку — несмотря на то, что их мать, Леда-этолийка, назвала братьев «Диоскурами», то есть «юношами Громовержца», людская молва считала сыном Зевса одного Полидевка — Кастор отличался болезненным самолюбием и полным отсутствием чувства юмора.
«Поколение героев», — неожиданно вспомнил Амфитрион. Да, так не раз говаривал слепой Тиресий, когда на старика нападал очередной приступ болтливости. «Все мы, — говорил Тиресий, — поколение героев; воины, прорицатели, братоубийцы, мудрецы, безумцы, истребители чудовищ и людей — герои… Это не доблесть, не знак отличия, не привилегия — скорее, это болезнь; или даже не так — это некий врожденный признак, как цвет волос или форма носа».
Герои.
Уроды?
Мост между людьми и богами?
Песнопевец Орфей, ни разу в жизни не обагривший рук чужой кровью; убийцы-Пелопиды Атрей и Фиест; праведник Эак, безумец Беллерофонт, лгун Тантал, Персей-Горгоноубийца; непредсказуемый Автолик, упрямый Кастор; он сам, Амфитрион Персеид, дети его, Алкид и Ификл, воюющие сейчас с дылдой-Поликтором, чья мамаша на всех перекрестках трезвонит о своем происхождении от Вакха-Диониса и в подтверждение этого увязалась бегать с менадами…
Герои?
Все?
Полубоги, боги на четверть, на треть, на одну пятую… отцы, сыновья, внуки, правнуки?
Зачем мы?
Зачем мы все?!
…За последние три года, прошедшие со дня основания новой палестры, у Амфитриона часто находилось время для размышлений.
Жизнь текла размеренно и спокойно, не отягощенная происшествиями, боги забыли про семивратные Фивы, перестав баловать их своим опасным вниманием; Амфитрион был богат, знатен, прославлен и взыскан судьбой, счастлив женой и детьми, любим друзьями…
Все это было правдой.
Как правдой было еще и то, что он до сих пор не научился прощать обиды и гордиться милостью с чужого плеча, чье бы оно ни было, это плечо.
Просто Амфитрион научился жить под острием невидимого меча.
А еще он узнал о приступах безумия у Алкида — случавшихся регулярно, два-три раза в год.
Через шесть месяцев после начала занятий Алкида прихватило прямо в палестре; к счастью, это произошло почти на закате, когда кроме задержавшихся у сломанной колесницы Амфитриона с сыновьями вокруг никого не было. К счастью — потому что попытавшись скрутить беснующегося Алкида, Амфитрион был отброшен в сторону, затылком ударился об угол колесничного основания и на миг потерял сознание.
Очнувшись, он увидел Ификла, склонившегося над обессиленным братом — и не стал спрашивать, кто остановил Алкида, или того демона, что сидел в Алкиде.
С этого дня Амфитрион, подобно Алкмене, никогда не путал мальчишек, различая их мгновенно и безошибочно; и еще с этого дня он перестал приносить жертвы Гере.
«Поколение героев», — снова подумал Амфитрион.
Поколение проклятых?
2
— Душно, — зачем-то повторил Автолик, звонко хлопая себя по волосатой груди.
Амфитрион кивнул.
Гимнасий взорвался множеством голосов и шумом грандиозной потасовки.
— Дружки Поликтора из умывальни вернулись! — расхохотался Автолик. — Ну, сейчас начнется!.. держитесь, Амфитриадики!
Амфитрион поднялся на ноги, подмигнул Автолику и Кастору, затем многозначительно приложил палец к губам и, шагнув в сторону, спрятался за углом гимнасия.
Вовремя — дверь зала внезапно распахнулась, наружу вылетели двое разгоряченных мальчишек и тут же принялись захлопывать злополучную дверь и подпирать ее увесистым поленом (видимо, припасенным заранее).