— Крыссссы… — задумчиво вытянул длинный хвост из этого слова Роберто. — Главное, чтобы среди людей их не было.
— Нет, в этой дружной семье дерьмо не приживается. А с крысами спокойнее, они первые бегут, случись что — чуют.
— Всегда завидовал людям, которые в нескольких словах могут нарисовать портрет или пейзаж.
— Влияние книг: все детство просидел с матерью в библиотеке, она там работала, я читал, — посмотрел Павел в иллюминатор и заметил вдали белый самолетик, будто бумажный.
Он тоже расправил острые крылья, так же ветер гулял в голове, подгоняя его непрерывный полет. На мгновение Павлу показалось, что он даже смог разгадать буквы названия авиакомпании. Получалось его имя. Сложенный неплохо физически, из чистого, как новая жизнь, листа, он переливался на солнце, словно рыба в воздушном океане. Видно было, что самолет гражданский, и тоже перевозил пассажиров, но любил пассажирок. Достаточно легкомысленный, чтобы взять его на вооружение.
— Мне такого художника в команде очень не хватает. Вы же безработный теперь?
— Выходит что так.
— Не хотите помочь мне делать кино? Поверьте, это безумно интересно, — сказал он с такой страстью, будто признавался в любви, ожидая положительного ответа.
— А что нужно делать?
— Ничего особенного, любить кино так, как вы любили свою жену. Вы везунчик, не всем посчастливилось так чувствовать, как вам.
— Полюбить всегда было трудной задачей.
— Если не получилось с первого взгляда, — потер Роберто глаза под очками.
— Еще труднее оставлять, когда все получилось.
— Очень точно, — выразил свои соболезнования Павлу режиссер. — Я считаю, что в первом взгляде все и решается, но в моем случае это не работает. Однажды ко мне в кафе подсела девушка, мы провели немного времени втроем: я, она и молчание. Пока она неожиданно не спросила: «Вы верите в любовь с первого взгляда?»
* * *
— Вопрос для незнакомой девушки действительно необычный, — разорвала цепь воспоминаний Фортуна.
— Да дело не в вопросе, а в том, что он незрячий. В смысле режиссер. Ослеп прямо на площадке, много лет назад, когда лопнула одна из ламп во время съемок.
— Слепой режиссер? Как же он снимает?
— Еще лучше. И это не мои слова. Обычно он отшучивается, дескать, Бог увидел, что искусство кино ему дается легко, и сказал: «Я знаю, ты можешь лучше».
— Мне все же трудно представить. Ведь режиссер должен все видеть сам: кого пригласить на роль, какой кадр лучше, какой убрать, какую сцену надо повторить?
— Не волнуйтесь, вокруг него сплоченная команда, которая с ним уже давно и хорошо знает, каким должен быть фильм Роберто. Актеры, отработавшие с ним не один фильм, отлично понимали, что от них требуется на съемочной площадке. Возможно, именно это несчастье и то обстоятельство, что ему просто пришлось им слепо довериться, дало остальным больше свободы творчества, возможность добавить в его фильмы что-то свое.
— Интересно, как он ответил той девушке?
— Что больше доверяет не глазам, а сердцу. Впоследствии она стала его женой.
— Каждая женщина мечтает жить в чьем-то сердце. Но, видимо, большое сердце было не единственным его достоинством.
— Конечно, нет. Вторая любимая его история про Вьетнам, точнее сказать — про одно вьетнамское блюдо «Куни линь гу».
Но, видимо, большое сердце было не единственным его достоинством.
— Конечно, нет. Вторая любимая его история про Вьетнам, точнее сказать — про одно вьетнамское блюдо «Куни линь гу».
— Звучит эротично.
— Вам муж, наверное, готовил такое, — наполнил свою и ее чашку чаем Павел.
— Щас! Если вы об этом.
* * *
— А ваш рассказ похож на историю про Золушку.
— Вы про чудесное превращение из шахтера в киношника?
— Я про то, что у нее, как и у вас, работа была пыльная. А чем вы там конкретно заняты?
— Моя задача — выбрать место, время дня, погоду. Определить композицию, наметить пейзаж, подходящие для той или иной сцены. Также в обязанности входит договориться с префектурой города, будь съемочной площадкой улица или площадь, с хозяином заведения, если это кафе.
— А как же сами съемки? Это должно быть интересно.
— Никогда я не ходил на работу с такой радостью. А что касается съемок, вы их скоро увидите. Мне нужны ваши данные.
— Вот вы занудный.
— Настойчивый.
— Назойливый.
— Настырный.
Фортуна не нашла чем отбиться и достала из сумочки последним козырем свой паспорт.
— Вы можете пока просто забронировать билет, я еще подумаю, — протянула она Павлу паспорт. Павел открыл его и стал рассматривать фотографию, потом выдавил из телефона номер, прижал трубку к уху.
Пока он разговаривал, она разглядывала кухню, размышляя, что бы она поменяла здесь и как расставила мебель. В итоге пришла к тому, что настоящее расположение предметов идеальное. Сама кухня не представляла ничего особенного: шкафы, стол, стулья, плита. Только часы с кукушкой как-то выбивались из этого евроминимализма. Фортуна посчитала тарелки и чашки, которые сушились в шкафу для посуды, потом съела еще две клубнички и, взяв в руки какой-то глянцевый журнал, лежавший на подоконнике, начала перебирать страницы. До нее долетали только отдельные фразы разговора:
— …да, удобно, Маша… спасибо, что помните… нет, ненадолго… билет до Римини… конечно… целую.
— Вы всех целуете на прощание или только по телефону?
— Вы что — ревнуете?
— А что — я не женщина? — заулыбалась Фортуна, все еще глядя в журнал.
— Женщина, конечно, но не до такой же степени.
— Не до какой?
— Чтобы ревновать незнакомого мужчину.
— Что бы вы понимали в незнакомцах. Встречи с ними всегда сулят приключения. Если не считать темных подворотен.
— Это вы обо мне?
— Не надо на себе так зацикливаться, — глядя в журнал, посоветовала Фортуна, — вот послушайте: объявление: ИЩУ БОЛЬШУЮ ЛЮБОВЬ, ВЛЮБЛЕННОСТЬ С ИНТИМОМ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ, — процитировала она.
Павел широко улыбнулся:
— Вам предлагали когда-нибудь?
— Может, и предлагали, только я не услышала, потому что замужем.
— Значит, никакого случайного секса?
— Да какой там секс. Муж — вот мой случайный секс. И чем дальше, тем случайнее.
— А хотелось?
— Чем больше хочется изменить, тем сильнее понимаю, что верность — это мой крест.