Мы должны были встретиться на набережной. В кармане Лучаны завибрировал телефон:
— Ты где? — опустил я приветствие.
— Я уже близко. А ты чем занимаешься?
— Люблю.
— Я уже близко. А ты чем занимаешься?
— Люблю.
— И все?
— Разве этого мало?
— Конечно.
— Ну, я еще зашел в магазин, взял сыр, пармскую ветчину и бутылочку «Бароллы».
— Уже лучше.
— Надеюсь, тебя не накрыло ливнем?
— Нет, я спряталась под зонтом одного господина.
— Очень интимно.
— Я ему так и сказала, когда он мне предложил крышу над головой.
— Может, еще руку и сердце?
— Нет, только зонт. Он сказал, что всегда ходит с зонтом.
— Странно, судя по поступкам, сердце у него большое тоже, мог бы поделиться.
— Если у человека большое сердце, это же не значит, что надо его предлагать первой встречной.
— Думаешь, ты была бы первой?
— Думаю, последней. Кстати, я уже почти на месте. Ты через сколько будешь?
— Через час.
— Ты с ума сошел? Зачем я так торопилась?
— Ты про господина с зонтом?
— Я вообще, — скисло настроение у Лучаны, словно в парное молоко неба над головой добавили кислоты.
— Извини, засиделись с Крисом за чашкой кофе.
— А ты уже совсем рядом?
— Уже пришла, — услышал он голос над головой.
— Посмотри пока на воду.
— Сам смотри.
— Что видишь?
— Как в воду глядела, что ты опоздаешь.
— Смотри внимательнее.
— Ты меня так целый час будешь развлекать?
— Гондолу видишь?
— Ну и…
— А меня? — встал я со скамейки гондолы и протянул руки навстречу девушке на набережной.
— Когда я уже привыкну к твоим сюрпризам?
— Это будет самая вредная из привычек.
— Нет, самая вредная из них — это ты, — устроилась рядом со мною Лучана. Годнольер виртуозно вел нас по узким каналам, среди множества других суденышек, то прижимаясь к набережной, то ловко отталкиваясь от нее ногой, используя выступы и углубления, чтобы прибавить ходу. Совсем скоро он переправил нас на противоположный берег. Там было одно уютное местечко, на каменных ступенях, прямо у воды, с видом на аппетитный кусок Венеции, отрезанный от большого пирога и выложенный на блюдо из глянцевой глади моря. Сам торт украшали разноцветные крыши домов и белые, словно из сливочного крема, купола собора.
— Иногда можно питаться одними видами.
— А что делать с другими?
— С такими, как ты?
— Ну хотя бы.
— Скушала бы, будь ты съедобным.
— Буду.
— Пока ты будешь, я уже расхочу.
— Значит, я не зря зашел в магазин, — достал из пакета снедь и на нем же ее разложил.
— Подожди есть, полюбуйся красотой, архитектурой, — забрала свой взгляд Лучана и легко подарила пейзажу. — Ты даже бокалы прихватил?
— Чтобы не испортить общую красоту. Хотя зачем мне архитектура, если есть рядом ты, — откупоривая бутылку, я поднял глаза.
Хотя зачем мне архитектура, если есть рядом ты, — откупоривая бутылку, я поднял глаза. — Тем более мне занавеска мешает.
— Ты про свадьбу? Да ладно тебе, красивая фата.
— Все женщины хотят замуж, и каждая готова поверить в любовь ради одного дня в белом платье.
Неподалеку от нас на разбросанных на набережной лепестках роз жених отчаянно целовал невесту. Сбоку от них стояла девушка и нагнетала романтику, выдувая мыльные пузыри.
— Нижнюю губу чуть глубже! Руку на талию! — расставляла предметы любви фотограф.
— Больше пузырей! Активнее! Плохо дуешь, — смотрела она в объектив, командуя своей помощницей.
Пара молодоженов, объятая метелью мыльных пузырей, стояла на коленях на каменном краю мутной воды, обнимаясь и целуясь на камеру. Потом они встали и повторили все в точности.
— Дайте, я подую, — крикнула наблюдавшая за картиной большая томная женщина с початой бутылкой вина в руке.
— Нет, ни в коем случае не давайте ей, — возразил ее щупленький кавалер, — она сдует невесту.
— Комедия, — прокомментировала Лучана.
— Мыльная опера, первая серия, — согласился я, разливая вино в бокалы.
— А может, и последняя, — приняла она от меня стекло.
Темная плотная вода никак не хотела отпускать меня, это были глаза Лучаны.
— Принц, вы будете моим королем? — прервала она поток моих мыслей и подняла свое стекло.
— Нет, я хочу остаться Маленьким, — мы чокнулись.
— Не верю, — сделала она два коротких глотка, — чего ты хочешь еще?
— Честно?
— Искренне.
— Если прямо сейчас, то быть твоим бюстгальтером, если завтра, то твоей навязчивой мыслью, если в ближайшем будущем, то твоим сном, — осушил я свою чашу.
— А если вообще?
— Просто твоим.
— Знаешь, в тебе определенно что-то есть, поэтому ты мой.
— А в тебе нет… кроме меня никого. Поэтому ты моя.
— Затяни меня покрепче в свои объятия, — поставила она свой бокал на мрамор набережной.
— Только не засыпай, — захватил я ее тело в плен своих рук.
— Извини. На меня напало зевотное, — прикрыла рот рукой Лучана.
— Дикое зевотное, — я тоже зевнул с ее подачи.
— Только без тебя все равно не уснуть, я не люблю засыпать одна, разве что спать: во сне можно заниматься чем угодно и с кем угодно.
— Тем более нечего спать, — закинул я голову наверх. — Может, после сходим в кино? Давно там не были.
— Не стоит, все равно ничего не увижу.
— Почему?
— Я же закрываю глаза, когда целуюсь, — сказала она, положила голову мне на грудь и уставилась в небо.
— Что там?
— Небо пропахло звездами, я продираюсь взглядом сквозь кусты их акаций.
— Да сегодня их полно, — тоже задрал я голову наверх.
— Я себя странно чувствую.
— Что-то случилось?
— По-моему, у меня аллергия.