— Даже когда ты общаешься по телефону, я сразу понимаю, что на другом конце женщина. Все время одна и та же маска самовлюбленного ублюдка, который непременно хочет влюбить в себя весь слабый пол! Хочется тебя убить в этот момент.
— Не будь такой кровожадной, это же мелочи, ты же знаешь, что я люблю только тебя, — положил я трубку в тот момент, когда Лучана села мне на колени.
— Ну, видимо, тебе не хватает моей любви, ты же хочешь, чтобы тебя любили все.
— А ты моей смерти?
— Сейчас посмотрю в твои глаза и скажу, хочу ее или нет, — взяла она меня за волосы и повернула мою голову к себе.
— А ты моей смерти?
— Сейчас посмотрю в твои глаза и скажу, хочу ее или нет, — взяла она меня за волосы и повернула мою голову к себе.
— Ну давай, мой детектор лжи, — покорно стянув с себя искусственную физиономию, я влез спокойно своими в ее зрачки.
— Где ты научился так откровенно лгать?
— Там же, где ты так слепо верить.
— Ничего. Ничего у тебя с ними не было. Ты слишком хорошо понимаешь женщин, чтобы удовлетворять всех подряд, — отпустила она мою шевелюру.
— Я же тебе говорил, — снова напялил я самодовольную маску и глотнул свежую порцию воздуха.
— Но у них с тобой могло быть.
— Женщина никогда не признается в своей вине. Даже если ошиблась, как в данном случае, даже когда все факты налицо, — улыбнулся я и показал ладонью на свое.
— Миссия женщины — признаваться в любви. А это гораздо сложнее, — начала она играться с моим ухом.
— Возможно. Но ум-то должен быть тоже.
— Женщины всегда были мудрее мужчин, просто им некогда это доказывать, да и незачем. Им нужно рожать детей. Разве я не права?
— Ум женщины заключается в умении управлять своими глупостями.
Лучана приблизила свои губы к моему слуху и прошептала в самое ухо:
— Я знаю, в глубине души ты считаешь меня дурой. Мужчины всегда были такого мнения о женщинах, что бы они ни говорили. Возможно, так и есть: глупости — мое кредо, но ведь ум еще никого не сделал счастливым.
— Однако никто не мечтает быть идиотом, — ответил я гнусаво, закрыв себе пальцами нос.
— Я бы очень хотела быть сейчас безумной, безумно влюбленной.
— В жизни всегда есть место исключениям.
— Вот и найди его для меня.
* * *
Через несколько часов Фортуну разбудил будильник. «Не сон ли это был?» — «Да какой сон, дура!» — ссорились с утра в ее голове два полушария. Она взяла телефон и посмотрела на часы. Перевела еще на пятнадцать минут и закрыла глаза.
— Я вижу, вы влюблены, — спросил меня таможенник, стоя у пограничного столба среди зеленых березок. Рядом с ним показывал мне алый язык его верный пес. Хотя псом его трудно было назвать. Так, кусок собаки, который обычно таскают под мышкой дамы, чтобы не казаться одинокими.
— Не уверена, — ответила я, поправляя бретельку на платье.
— А это что? — указал он мне на вновь съехавшую лямку.
— Грудь, извините, — я опустила чемодан и поправила платье.
— Есть соответствующие документы?
— На грудь? — серьезно спросила я.
— На вашу любовь.
— Нет. Какие могут быть на нее документы?
— Самые обычные. Декларация. Или вы ее собираетесь контрабандой пронести незаметно через нашу границу? — отчеканил он и подмигнул собаке. Та убрала язык. — Если так, то у вас ничего не выйдет: любовь принадлежит государству.
— Я просто хотела домой вернуться.
— А что у вас в чемодане? — взял он его по-хозяйски и открыл. Из чемодана посыпалось женское белье и косметика. — Спали там с кем-то?
— Не помню, — зарделась я румянцем.
— Спали там с кем-то?
— Не помню, — зарделась я румянцем.
— Не помните, с кем спали? — вытащил он из кучи одежды венецианскую маску.
— Темно было.
— Ладно, соберите все, — указал он на тряпье.
— А это я конфискую, — снял фуражку, надел ее на собаку, а на себя маску. — До посадки еще уйма времени, — махнул рукой на лес, где я заметила небольшой военный самолет, замаскированный ветвями.
— В общем, постарайтесь как следует разлюбить.
— Но как я успею? Вы же знаете процедуру всех отношений: влюбиться, привыкнуть, возненавидеть и после уже разлюбить, если получится. Кстати, маска вам очень даже к лицу, — попыталась я расположить его к себе.
— Значит, влипли по полной? — развел руками таможенник и почесал голову. — Разве вас не проинструктировали? На курорте нельзя, — поднял он с земли шишку и зашвырнул ее далеко в лес, — так глубоко заныривать. Не понимаю, где вы настолько быстро нашли любовь? — взял он под мышку собаку в фуражке, собираясь уйти.
— Я не искала. Все было включено.
В этот момент у таможенника зазвенел телефон, который он долго искал, пока не обнаружил под фуражкой.
Фортуна проснулась, отключила будильник. Нужно было позвонить Павлу, чтобы сообщить о своем решении. Ей захотелось потянуть время. Человеку свойственно тянуть время, когда нет других удовольствий. В надежде, что оно может им стать. «Было бы идеально, если бы он сам позвонил», — спасительно схватилась она за книгу.
* * *
Утро сразу не задалось. В окно бессовестно заглянуло солнце.
— Хватит пялиться, — произнес я вслух.
— Это ты кому? — не открывая глаз, поинтересовалась Лучана.
— Не волнуйся, не тебе. Подскажи лучше, который час?
Я закрыл глаза, слыша, как ее рука нащупала под кроватью телефон.
— Час дня.
— Как часто за отличную ночь приходится расплачиваться утром.
— Чем дольше я сплю с тобой, тем больше мне кажется, что я не человек, а любящее животное, — мягко пересчитывала своей ладонью она мои ребра под одеялом.
— Животное? Они же неразборчивы. То есть ты могла бы с другим? — остановил я ее руку.
— С ума сошел? Мне было бы больно смотреть на звезды, будь на мне кто-то другой.
— Мне тоже стало больно, стоило только представить, — отпустил ее руку пастись дальше.
— Не надо. Сэкономь фантазию для более приятных снов. Я буду тебя любить, но только и ты держи меня крепче.
— А я что, по-твоему, делаю? — нашел я пальцами ее теплую грудь.
— Надо держать, а не держаться. Возможно, тебе просто не хватает сил: ты же целыми днями пишешь письма другим, ты выносишь им мозг… на проветривание, лечишь их, любишь, ревнуешь, подозреваешь, прощаешь, ласкаешь… Зачем тебе это, если есть я? — положила она руку мне на предплечье и погладила.
— Да, я чувствую себя как на ладони, на твоей ладони, — накрыл я своей ее руку, перевернул и начал рассматривать линии. — Это и есть моя карта жизни, со своими дорогами, по которым мы идем вместе. Карта нашего мира.
— Мир наш тесен, — улыбнулась она, — куда бы я ни уходила, все равно прихожу к твоим губам, окунаюсь в твои глаза, хочу спрятаться в твоем сердце.