Иллур замолчал, посмотрев, прищурившись на морскую гладь залива.
— Но мы их все равно возьмем.
— Ясен перец, возьмем, — делано усмехнулся Леха, — а что нам еще остается. Не обратно же с позором возвращаться.
— Никогда, — мотнул головой, облаченный в высокий раззолоченный шлем, Иллур, — мы завоюем все побережье до самой Греции. И все эти земли станут новой Великой Скифией. Так что Тира скоро падет.
Он повернулся и пристально взглянул на кровного брата.
— Что случилось в землях бастарнов? И что ты там мне привез?
— Все отлично, — доложил Леха, с радостью переключаясь на приятные новости, — мы захватили почти все земли по левому берегу Тиры и уже переправились на другой. Сожгли несколько городов, среди которых один крупный, столицу местного царька Клорина. Я привез тебе его золото, как приказал Арчой. Думаю, оно тебе пригодится.
— Где оно? — уточнил царь.
— Оставил пока в Ольвии, под надежной охраной, — сообщил Леха, — не сюда же везти?
— Правильно. Золото, это хорошо, — кивнул Иллур, — на него можно построить много кораблей и нанять много воинов. Но корабли строить долго, а нужны они мне сейчас.
— Есть у меня одна идея, — вспомнил Ларин о «монстре», что достраивал Гилисподис, — видел я в Ольвии, как наш греческий инженер эннеру заканчивает. Знатная штуковина. Может сильно помочь в осаде. Там столько метательных машин помещается, и не сосчитаешь. Как на нескольких триерах сразу. Ее бы сюда перегнать, сразу дело быстрее пойдет. Только она тихоходная слишком и охранять ее надо, чтобы по дороге не подожгли.
— Вот и отправляйся немедленно в Ольвию, — приказал Иллур, — только морем. Возьми с собой, сколько надо кораблей из оставшихся для охраны, и доставь эннеру сюда. Я ее давно жду.
— А как же Арчой? — делано возмутился Леха, — он же меня обратно ждет с известиями.
— Ничего, — отмахнулся Иллур, — найду, кого к нему отправить вместо тебя. Ты мне здесь служить будешь.
Нельзя сказать, чтобы Леха был недоволен.
Глава пятая
Великое посольство
Море нещадно раскачивало корабль, словно проверяя его на прочность. Волна била в наветренный борт, но квинкерема упорно возвращалась на курс, стараясь не сбиться с пути. В довершении всего пошел мелкий дождь, но Чайка все не уходил с палубы, вглядываясь в низкий горизонт.
Волна била в наветренный борт, но квинкерема упорно возвращалась на курс, стараясь не сбиться с пути. В довершении всего пошел мелкий дождь, но Чайка все не уходил с палубы, вглядываясь в низкий горизонт. Там впереди, за почти слившимися с водой облаками находился край италийского сапога и римские корабли, стерегущие выход из Адриатики.
— Это даже хорошо, что погода испортилась, — проговорил себе под нос Федор, покрепче цепляясь за мокрые ограждения, — когда подойдем, будет уже ночь. Может, и без боя проскочим.
Где-то там, в водянистом крошеве сейчас находился Тарент, город, где началась его служба Риму, о которой до сих пор никто не знал, кроме самых близких людей. Подумав об этом, Федор оглянулся по сторонам, словно кто-то мог подслушать его мысли. Но рядом никого не было. Несколько моряков возились чуть поодаль с парусами, а все морские пехотинцы отдыхали сейчас под верхней палубой. Здесь же было пустынно.
Чайка обернулся назад, где, рассекая волны, шли за флагманской квинкеремой еще два корабля. Такие же квинкеремы с полными экипажами моряков и морпехов, готовых на все. Невзирая на зимнее время, чреватое бурями, — на дворе уже давно стоял ноябрь, — три корабля во главе с флагманом по имени «Агригент», названным так в честь города на Сицилии, где он был построен, спешили в Карфаген. Так приказал Ганнибал.
Флагман, на котором плыл Чайка, вез посла Ганнибала, — его родного брата Магона, который должен был донести до сената послание командующего испанской армией, завязшей в боях под Римом и уже начавшей выдыхаться без обещанных подкреплений. А Федор ехал в качестве помощника посла и со своей собственной миссией, которая возникла у него весьма неожиданно.
Спустя несколько дней после неудачного штурма стен Рима, Федор и Карталон вновь предприняли попытку, но и она оказалась неудачной. Легионеры отбились. Федор пробовал еще и еще, положив немало солдат. Так прошло три недели, наполненные большим количеством стычек и кровопролитных схваток не только на участке двадцатой хилиархии, но и по всему фронту. Изредка карфагенянам удавалось одержать незначительную победу, захватив какой-нибудь участок стены, но римляне тут же контратаковали всеми имевшимися силами и выбивали противника за пределы города. Оборонялись они с остервенением человека, приговоренного к смерти, но не терявшего надежду ее избежать.
Остия все еще находилась в руках римского сената, получавшего через нее подкрепления морем. Попытка Атарбала, давно перерезавшего Фламиниеву дорогу, полностью окружить Рим с севера и запада тоже не увенчалась успехом. Он встретил на северных подступах ожесточенное сопротивление недавно подошедших и невесть откуда взявшихся резервов римлян. После сражения, в котором в обеих сторон полегло несколько тысяч пехотинцев и много конницы, Атарбал вынужден было остановить свои войска на этом рубеже и закрепиться, получив от Ганнибала приказ «беречь людей». А людей, после неудавшегося штурма Рима с ходу, вскоре стало не хватать. Рим был не заштатной крепостью, а огромным городом, со стенами, протянувшимися на десятки километров, и осаждать весь этот периметр было трудно даже для Ганнибала, уже начавшего испытывать недостаток в людских ресурсах.