Однако подготовка к штурму сильно затянулась. Ганнибал наводнил окрестности Тарента своими шпионами и провокаторами, которые на каждом углу рассказывали о том, что жителей этого богатого города ждет масса вольностей и привилегий в случае перехода на сторону Карфагена. Римляне выловили и казнили многих, но семена упали на благодатную почву. Народ в Таренте начал бурлить, а Ганнибал не торопился, стремясь экономить силы и дожидаясь того момента, когда знать тоже примет его сторону. Его нерешительности способствовали данные разведки, которые говорили о том, что против него в Таренте римляне сосредоточили почти два легиона солдат и около полусотни кораблей. С ходу взять мощную крепость имеющимися силами было почти невозможно, а начинать длительную осаду не позволяло положение на других фронтах. С севера на Апулию наступали легионы, сколоченные из новобранцев. Капуя находилась в осаде, ожидая помощи от Ганнибала, а Марцелл, не имя сил прорвать оборону карфагенян, постоянно беспокоил их тылы. В такой ситуации Ганнибал не решался бросить все силы на захват Тарента, предпочитая повременить и разбить, или хотя бы ослабить, своих врагов. С этой целью он послала несколько хилиархий африканцев, усиленных испанской конницей, отразить римские легионы в Апулии. Римляне были отброшены, но не разбиты окончательно и угроза на этом направлении оставалась. Примерно также развивались события и на других фронтах.
Все это время Федор прятал Юлию с ребенком в доме на побережье, изредка навещая их. К счастью Ганнибал в тех краях не появлялся, занятый войной. И Федор временно получил передышку, так и не придумав пока, как ему «легализовать» свою римскую рабыню.
Так прошло еще несколько месяцев, а обещанных подкреплений все не было. Единственным радостным для командующего событием было сообщение из Карфагена, о том, что его брат выжил. Наконец, Федор, принимавший участие в последнем апулийском походе, рассказал Ганнибалу о «запасном варианте» Магона.
Это случилось вечером, в шатре командующего, в лагере неподалеку от Бенвента. Только что закончился военный совет, на котором военачальники обсуждали положение на фронтах, которое по-прежнему выглядело незавидным. Согласно последним данным разведки, римляне уже почти восстановили и даже нарастили свои силы после цепи чудовищных поражений, воспользовавшись длительной передышкой. Они уже имели около ста строка тысяч легионеров, включая подразделения, расквартированные в северных районах и на Сицилии, а также отправленные недавно в Испанию против армии Гасдрубала.
Не менее восьмидесяти тысяч из них было сконцентрировано против пятидесятитысячной армии Ганнибала, разбросанной по всем фронтам. Однако, уже имея столь большое превосходство, римский сенат все же не решался начать открытые наступательные действия, предпочитая выжидать. Их вел лишь один Марцелл, зачастую игнорируя приказы сената.
После того, как все военачальники покинули шатер, Чайка задержался и рассказал Ганнибалу о плане сенатора Магона, предъявив грамоту к скифскому царю. Великий Карфагенянин не стал ни в чем обвинять Федора, а лишь изучил грамоту, словно читал по-скифски и, вперив в него тяжелый взгляд, произнес, усмехнувшись.
— Кочевники. Что же, Магон Великий прав. Их очень много и у них отличная конница. Так что все это может случиться.
Свернув грамоту, он вернул ее Чайке.
— Сегодня ночью ты получишь еще одно письмо к скифскому царю от меня. А завтра утром поскачешь на побережье и приготовишь корабли. Ты отплываешь немедленно. Но помни, Федор Чайка, никому ни слова. Отныне мы действуем без одобрения сената.
Глава пятнадцатая
Путь к свободе
Когда Леха очнулся и совладал с головной болью, то обнаружил, что по-прежнему связан по рукам и ногам, а его везут куда-то на телеге. Он был без шлема и панциря, лишь в исподнем. Даже ботинки сняли. Сено кололо шею, перед глазами плавали круги. Но дорога, к счастью, была не долгой. Когда почти стемнело, телега въехала в деревню и остановилась. Двое дюжих воинов подхватили Леху под руки, вынули из телеги и бросили в открытую дверь землянки. Там он провалялся почти без движения до утра, нюхая вонь и замерзая на сырой земле. Окон здесь не было, а дверь имелась всего одна. Кругом сновали мыши, задевая по лицу своими скользкими хвостами. Но Ларин не обращал на них внимания. Не до такой ерунды сейчас было.
Никто не входил и не выходил, никто с ним не разговаривал. Пленный посол не мог понять, где он и кто его взял в плен. А главное зачем?
«Ну, допустим, кто — это понятно, люди Иседона, — стал Леха напрягать извилины, едва сознание вернулось к нему настолько, чтобы начать думать, — а вот зачем я ему сдался? Свои дела проворачивает пока Палоксая нет. Против царя пошел, сволочь. Или они заодно, вместе против Иллура воду мутят?».
Ушибленная голова сильно разболелась от таких размышлений о местных распрях, в которых он увяз с головой, сам того не зная. Вскоре Леха приказал себе не думать больше. Что толку? Завтра утром все само собой прояснится. Успокоившись, он даже заснул и к утру немного отдохнул, почувствовав себя лучше. Хотя тело, особенно ноги, затекло. Проснувшись, он продолжал лежать в узкой землянке, прислушиваясь к звукам снаружи, и вскоре услышал конское ржание. Прискакал отряд, судя по топоту копыт, — человек десять. Их предводитель о чем-то поговорил с охраной на языке, который Леха много раз слышал, но еще так и не научился понимать.