Но почему это прошло тогда так легко мимо него, даже не царапнув по сердцу?.
. Какая?то приглушенность сознания, совести. Даже несчастье с Сонечкой не пробудило его от спячки. Лес рубят — щепки летят… Но когда щепкой оказываешься сам, твои родные и близкие — это ведь должно трогать… Но не трогало. Многих не трогало… Массовый конформизм и невежество… Курчатов и тот не до конца осознавал опасность радиации…
Палин быстро сел в кабину, окунувшись в ее душноватый непроветренный объем, несущий в себе запахи поролона, бензина, резины, прошуршал стартером и, не прогрев мотора, выехал.
Через десять минут он был уже далеко. Дорога шла берегом моря. Захотелось тишины. Он остановил машину, выключил мотор, высунулся в окно, прислушался. Как будто штиль. Нет, легкое колыхание, едва уловимое, пенистое шуршание слабой волны о песок. Потянуло сырым запахом водорослей…
Палин завел мотор и поехал дальше. Дорога круто свернула вправо. Мимо пробежал белесый в свете фар, будто вымерший, кустарник, и вскоре начался лес. Луч света, как палочка по забору, стучал о частые стволы сосен, берез и осин. Деревья проносились мимо и то замедляли свой бег, и почти останавливались на крутых поворотах, то вдруг, будто спохватываясь, убыстряли движение и переходили в галоп на прямых участках.
Тревожное состояние души обостряло внимание к деталям. Иногда Палину казалось, что стволы будто обгоняют его, порою же он как бы сам сливался и с лесом, и с дорогой, и с звездным небом, набегающим и словно подныривающим под него. И вот уже все неслось в едином захватывающем круговороте. Асфальт уходил под колеса, проявляясь неожиданно перед тем, как исчезнуть во тьме, контрастными деталями, ямкой, бугорком или камешком розового, не вполне вдавленного в битум гравия. Впереди, обочь дороги, в легкой дымке только что выступившего тумана появилась довольно широкая и ровная полоса. Палин убавил скорость, съехал с дороги и остановился посреди поляны. В свете фар высветились покрытые искорками росы почерневшие стебли угловатого цикория и прямого, как свечи, кипрея. Палин заглушил мотор, погасил все огни и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза. Яркие до галлюцинаций картины прошлого, обостренные душевным прозрением, овладели всем существом его — он будто сначала стал жить, только с иным, сегодняшним, видением и пониманием событий и их значения…
«Первый плутоний! Ура?а!..»
Палин испытывал тогда необычайную наполненность, чувство восторга и гордости… Игорь Васильевич!.. Борода!.. Победа!.. Долгожданная дорогая победа! Бомба в кармане!
Блочки плутония из технологических каналов реактора сброшены в подреакторное пространство, орошаются водой… Потом из очень глубокой шахты грузовым лифтом их поднимут в транспортный коридор и… на бомбовый блок… Еще одно последнее усилие…
Приехал Берия. В бобриковом треухе. В красном кожаном полупальто. На ботинках новые блестящие калоши. Красная меховая канадка на министре из вещкомплекта ленд?лизовских грузовиков, которые работали на строительстве первого бомбового реактора.
Видимо, местное начальство, опасаясь дурного влияния здешних холодов на столичного гостя, посчитало, что заграничная бекеша надежнее дорогого зимнего пальто…
Министр без привычного пенсне. Веки припухшие, лицо жирное. Глаза уверенные, глаза всесильного хозяина… И в этом лице очень мягких, не пугающих черт Палин почему?то никак не мог рассмотреть грозного министра.
Встречали начальник завода и главный инженер. Палин сопровождал от службы дозиметрии. Скользко. Сравнительно недавно посыпанный на дорожку песок схвачен уже тонкой и блестящей стекловидной корочкой гололеда. Видно, что начальник завода волнуется. Берия поскользнулся и, заплясав на месте, припал на правое колено. Палин подскочил, поддержал, помог встать. Министр порозовел, сказал «спасибо», но не Палину, а куда?то в пространство. Добавил уже начальнику:
— Орлы у тебя… — и тут же сухо спросил: — Плутоний отправили на бомбовый завод?
— Нет еще, Лаврентий Павлович, — ответил начальник завода, заметно побледнев.
В бобриковом треухе. В красном кожаном полупальто. На ботинках новые блестящие калоши. Красная меховая канадка на министре из вещкомплекта ленд?лизовских грузовиков, которые работали на строительстве первого бомбового реактора.
Видимо, местное начальство, опасаясь дурного влияния здешних холодов на столичного гостя, посчитало, что заграничная бекеша надежнее дорогого зимнего пальто…
Министр без привычного пенсне. Веки припухшие, лицо жирное. Глаза уверенные, глаза всесильного хозяина… И в этом лице очень мягких, не пугающих черт Палин почему?то никак не мог рассмотреть грозного министра.
Встречали начальник завода и главный инженер. Палин сопровождал от службы дозиметрии. Скользко. Сравнительно недавно посыпанный на дорожку песок схвачен уже тонкой и блестящей стекловидной корочкой гололеда. Видно, что начальник завода волнуется. Берия поскользнулся и, заплясав на месте, припал на правое колено. Палин подскочил, поддержал, помог встать. Министр порозовел, сказал «спасибо», но не Палину, а куда?то в пространство. Добавил уже начальнику: