Вдруг щеки председателя дрогнули, и кабинет заполнил очень насыщенный интонациями раскатистый утробный бас. Огромная ладонь, гармонично сопровождая голос, указала на стул.
— Садитесь, пожалуйста. Я вас слушаю… — Маленькие черные глазки председателя внимательно пошарили по палинскому лицу.
Палин подумал, что темнить и тянуть здесь нечего, да к тому же, кажется, и Сонечка неважно себя чувствует. Как бы не приступ…
— Я начальник отдела радиационной безопасности нашей атомной электростанции…
Щеки председателя снова смешно запульсировали, будто он играл на трубе, и откуда?то изнутри полился наполненный дружескими интонациями булькающий на этот раз бас.
— Очень рад! Очень приятно!
Палин протянул ему свою сильную большую руку, и председатель свободно утопил ее в своей огромной ладони.
— Я вас слушаю, дорогой… — и почему?то добавил: — коллега…
— Мы льем радиоактивную грязь в море… — Палин силился вспомнить имя?отчество председателя: кажется, Дмитрий Андреевич…
— Алексеич… — с хитрой улыбкой пробасил мэр.
— Так вот, Дмитрий Алексеевич, льем, — повторил Палин и вопросительно глянул на председателя, начиная соображать, что здесь тоже, видимо, пахнет проколом.
— Льете? Ну, что ж — где пьем, там и льем… Лес рубят — щепки летят… — Председатель откинулся на спинку, казалось, игрушечного кресла, сильно скрипнувщего, и от души расхохотался. — Кто же вам приказывает лить?то?! — спросил он, вытирая слезы и видя, что Палин суровеет.
— Начальство!
— Что ж, начальству виднее! — сказал мэр и снова расхохотался. — Нет, кроме шуток… — Успокоившись, он наклонился к Палину, задал новый вопрос: — А разве нельзя, извините мою необразованность, не лить?
— Можно… — Палин оживился. — Можно, но для этого надо остановить атомную электростанцию…
— Остановить атомную станцию?! — переспросил Дмитрий Алексеевич. — И надолго?
— На три?четыре месяца, пока не будет введен блок спецхимии в полном объеме.
Лицо председателя стало и вовсе серьезным. Он взял со стола свежий номер газеты.
— Вы не смотрели?.. Вот, пожалуйста… — он зачитал: «Сверхмощная АЭС… Первая в Европе…» Если не в мире… — добавил он уже от себя. — И это наша с вами электростанция… Я, например, горжусь, что Советская власть в моем лице тоже причастна к этому подвигу… Это прекрасно, знаете… — Председатель заглянул пытливо в глаза Палину, пытаясь что?то понять. — А что, это столь опасно?.. — спросил он приглушенно, и жирная кожа его обширного лба собралась не морщинами, а разноглубокими ямками. — Небось все это распадается, или как это у вас там… Но я вас понимаю… — Лицо его продолжало оставаться серьезным. — Вы взрослый человек… Сколько вам лет?.. Сорок три?.. Я на двадцать лет старше… В сорок три я был столь же горяч… Словом, я не хочу сказать, что надо лить в море… Но вы меня понимаете…
— Нет, не понимаю.
Председатель снизил голос до шепота.
— Мы кормимся около вас. В этом все дело…
Палин посмотрел на собеседника с изумлением, испытывая в то же время странное ощущение, будто он со всего маху ткнулся в комнату, туго набитую ватой.
Он туда, а вата его оттуда… Будто издалека, услышал он булькающий, с мягкими интонациями бас:
— Скажите, пожалуйста, а насколько опасна ваша АЭС для местной, так сказать, популяции человеков? Для городка нашего, например… Лучи?то ваши достигают домов?
На этот раз расхохотался Палин. И тут распахнулась дверь, и в кабинет влетела встревоженная секретарша:
— Гражданин, вашей жене плохо!
Ощутив, как у него вдруг перехватило дыхание, Палин, сшибая стулья, кинулся в приемную.
— Сонечка! Что с тобой?! Милая!..
Смертельно бледная, жена его все еще сидела, откинувшись на спинку стула. Побелевшие губы конвульсивно вздрагивали. Она очень часто и прерывисто дышала.
«Приступ!» — мелькнуло у Палина, и он на мгновение растерялся.
— Вова… — еле слышно сказала Соня. — Мне плохо… Я хочу домой… Домой.
Он будто только и ждал этих слов. Схватил ее на руки. Она показалась ему легкой, как перышко. Как тогда в лесу… Очень давно… Она стыдливо отстранялась. А он бережно нес свою Соню и то кружился с нею на месте, весь распираемый все прибывающей силой, то подолгу шел, испытывая глубокую радость. Соня тихо смеялась. Счастливыми глазами смотрела на Палина. Он покачивал ее в руках, словно баюкая. Она закрывала глаза и будто засыпала. Но веки вздрагивали. Видно было, что она силится держать глаза закрытыми. Когда вспыхивало солнце в кроне деревьев, Палин видел тонкие, ветвистые и очень нежные прожилки на ее веках, и такой она казалась ему в эти мгновения хрупкой и беззащитной, так переполнялось его сердце желанием защитить и сберечь ее, что ком подкатывал к горлу и он ускорял шаги.
Потом она широко открывала глаза и отрешенно смотрела в небо. Наверное, в эти минуты ей казалось, что зря она так быстро доверилась, что неизвестно, как еще все будет…
Очень тихо она спросила.
— А ты любишь меня?.. Это правда?..
Он молчал и только сильнее прижимал ее к себе…
…На какое?то мгновение перед глазами Палина мелькнула огромная фигура председателя, заполнившая весь проем двери. Щеки мэра вздрагивали. Он что?то булькал. Но Палин не слышал уже ничего.