Острая волна волос над воротником сзади еще более вздыбилась. Он сгорбился от неожиданного озноба. На широком открытом лице и в глазах — решимость.
Секретарша с любопытством посмотрела на него.
— Владимир Иванович, — сказала она. — Что это вы сегодня такой?.. — Глаза ее лукаво искрились.
В приемной, кроме них, никого не было.
«Какой это — такой?..» — Он смущенно улыбнулся.
И вдруг представил себя со стороны эдаким чудаком с вытаращенными глазами. Конечно, даже секретарша заметила…
«Да, да… Вполне законченный дурацкий вид… Ванька?дурак… Дон?Кихот из Ламанчи… — бичевал он себя, пряча вновь подступающую неуверенность. — А может, зря?.. Детский лепет?.. Акт рабочей комиссии подписан. Кто задержит пуск?.. Ты с ума сошел, Палин!.. — Но тут же твердо сказал себе: — Нет! Не зря! Не зря…»
— Алимов на месте?
— У себя… — ласково ответила секретарша. Продолжая улыбаться только глазами, прошла к шкафу походкой гусыни, колыхая массивными бедрами.
Палин вошел к Алимову, открыв две двери и миновав неширокий тамбур.
Кабинет Главного — четыре палинских. Метров пятьдесят пять.
Продолжая улыбаться только глазами, прошла к шкафу походкой гусыни, колыхая массивными бедрами.
Палин вошел к Алимову, открыв две двери и миновав неширокий тамбур.
Кабинет Главного — четыре палинских. Метров пятьдесят пять. Во весь пол — темно?зеленый палас, крапленный черным. На стенах — технологическая схема в цвете на голубой батистовой кальке… «Смахивает на персидский ковер…» — мелькнуло у Палина.
Огромные фото реакторного и турбинного залов, картограмма активной зоны атомного реактора, тоже на голубой кальке и в цвете, напоминающая раскладку под вышивку ришелье.
Стол завален бумагами вразброс. Кажется, что Алимов сидит несколько выше положенного, словно у стула подставка.
«Если это продуманно, то ловко… — про себя отметил Палин, решительно проходя и садясь в кресло. — Подчиненный сразу видит, с кем имеет дело…»
— Я тебя слушаю, Владимир Иванович, — сказал Алимов и почти через весь стол наклонился к Палину, пожимая руку и непрерывно кивая малиновым лицом, полным подобострастия. Впечатление, будто нюхает воздух.
Лицо у Алимова плоское, сильно пористое, лоб низкий и, кажется, вот?вот зарастет волосами. Стрижка бобриком у самых бровей. Равномерный серебряный проблеск.
Палин в упор смотрел в глаза Алимову. В них вымученное выражение внимания, но какое?то застывшее, отрешенное.
«Декорация… — подумал Палин. — Через такую шторку внутрь не заглянешь…»
— Станислав Павлович!
— Я тебя слушаю, слушаю… — подбадривал Алимов. Голос глуховат.
— Я буду прямо… Без лирики… И ты, и я ведь работали на таежных объектах…
По лицу Алимова мелькнула тень, однако глаза стойко держали прежнее выражение. Он мелко кивал, дергая носом, будто вынюхивал, что же сейчас скажет Палин, и глухо подтвердил, дугообразно мотнув головой слева направо.
— Работали… Было дело… — И улыбнулся. Улыбка виноватая. — Бомбашку варили… Ну и что?
— Реакторы чем охлаждали?
— Речной водой напроток… Ну и что?.. Так то ж какое время было? Ничего не знали… Сам Борода не уберегся… Чего уж там… Внешняя дозиметрия в твоих руках была, тебе известно не хуже моего… Теперь ведь не так. Научились мерить активность…
— Научились, говоришь?! — Палин негодующе перевел дыхание. — А как же этот сброс в море?.. — «Серо, неубедительно… Разве этим его проймешь?.. Ему бы про Соуши, Порошино да Марьино… Но нет… Все это «давно и неправда»… Сегодня правда — это черная труба и готовность сбрасывать радиоактивную грязь в море…»
— Ты снова про эту трубу?! — удивленно воскликнул Алимов, нырнув головой уже справа налево, и выпрямился, отпрянув на спинку кресла. На этот раз глаза его выражали деланное негодование. — Тебе же ясно было сказано на оперативке: нормы радиационной безопасности нарушены не будут. Разбавление обеспечим… Контроль, разумеется, за тобой. Тут уж ты моя правая рука…
— Хорошо! — Палин почувствовал, что перестает владеть собой. — Возьмем кусок дерьма и бросим его в котел с борщом. Несъедобно? Думаю, спорить не станешь… Теперь иначе. Растворим ту же массу дерьма в некотором количестве воды и — в тот же котел… Есть разница?! Нет! Качественной разницы нет. В этом весь фокус… Бесспорно выпадение радиоактивного осадка. И чем мощнее разбавление, тем шире факел загрязнения морского дна…
Алимов криво усмехнулся.
— Ты остряк, Володя. — В глазах промелькнула задумчивость.
— В глазах промелькнула задумчивость. Сказал заговорщически: — Я тебя понимаю. Ты отвечаешь в первую голову. Но ведь, в конце концов, отвечаю и я. И с меня главный спрос… Положение безвыходное — стране нужна энергия! Нефть… Валюта…
«Что ты мелешь!.. — думал Палин. — Настоящую энергию ты выдашь не ранее, чем через полгода. И после ввода блока спецхимии».
Алимов виновато развел руками.
— Звонил начальник главка Торбин. Приказал пускать блок…
— Вот и выходит, что я кругом дурак! — в сердцах сказал Палин, вставая с кресла.
Алимов вскочил. Выбежал на палас. Усиленно нюхая воздух, тряс Палину руку, приговаривая:
— Ну что ты, что ты! Ты у нас зубр дозиметрии!.. — А глаза просветлели и искрились, и в них читалось: «Конечно же дурак… Дурак! Воистину дурак!»