— Баба Нина, а где все?
— Кто, девонька?
— Ну… раненые.
Санитарка заулыбалась.
— Ох ты господи, совсем уморилась, милая! Небось, опять цельный день из операционной не выходила. Увезли их. Часов в восемь еще. Санитарные машины из госпиталя пришли.
— Ох ты господи, совсем уморилась, милая! Небось, опять цельный день из операционной не выходила. Увезли их. Часов в восемь еще. Санитарные машины из госпиталя пришли.
— А Костю?
— Кого?
— Ну… раненый был, старший лейтенант Колодяжный. Я ему еще, — тут голос Вилоры предательски дрогнул, но она справилась с собой и закончила, — ногу ампутировала.
— Ах, Костю-то, так и его увезли. Теперь их в госпитале лечить будут или вообще в тыл отправят. Костю-то уж точно. Для него теперича война закончилась.
Никто из них даже не подозревал, что всего через полчаса после того, как машины загрузились ранеными, в десяти километрах от медсанбата санитарная колонна наткнулась на колонну танковой дивизии вермахта и была в упор расстреляна из пушек. Не выжил никто…
На следующее утро медсанбат подняли в половине пятого. И не потому, что привезли новую партию раненых. В старую конюшню вбежал какой-то майор в танкистском комбинезоне и с наскоро замотанной уже замызганными бинтами головой и закричал:
— Подъем! Быстро!
Вилора оторвала голову от тощей подушки, не особенно смягчавшей вздернутый верх топчана, и заспанно завертела головой.
— Что случилось? — послышался сонный голос Кирилла Петровича. — И кто вы такой, собственно?
— Майор Толубеев, командир второго батальона, — представился танкист. — Приказ комдива: немедленная эвакуация. Немцы захватили Кобрин и перекрыли дорогу на Пружаны. Части дивизии уже начали отход в восточном направлении. Вам приказано…
— Товарищ майор, — перебил его Кирилл Петрович, — но… мы не сможем. У нас практически не осталось транспорта. Санитарная машина всего одна, а подводы…
— Ничего не знаю! — возвысил голос майор. — Вы что, не понимаете? Немцы вот-вот будут здесь.
Кирилл Петрович на мгновение задумался.
— Ну хорошо. Но вы не могли бы выделить нам в помощь…
— Доктор, — танкист стиснул Подушного за плечо, — от моего батальона осталось два танка. И полсотни бойцов. Если немцы ударят сейчас — они сомнут нас за полчаса. Если не быстрее.
— Но… как же так? — недоуменно начал Кирилл Петрович. — Мы же не можем бросить раненых, и потом…
Но танкист его уже не слушал, развернулся и выбежал наружу.
Следующие два часа они суматошно готовились к эвакуации. Подвод не хватало. К тому же остатки второго батальона майора Толубеева, занявшие оборону в поле у западной окраины деревни, вновь привлекли внимание вражеских самолетов, появившихся через полчаса после рассвета. И хотя налет был только один, да и бомбы все легли на позициях танкистов, один самолет пару раз прошелся над деревней, поливая огнем бортовых пулеметов. И хотя убило всего двоих, одной из погибших оказалась баба Нина…
В путь тронулись около семи утра. Слава богу, большую часть раненых увезли еще вчера, так что кое-как всех удалось разместить. Последние подводы еще только выезжали из деревни, когда на противоположном конце, там, где заняли оборону танкисты, загрохотало. Вилора вздрогнула и зябко поежилась.
— Минометы бьют, — угрюмо буркнул раненый, сидевший на подводе рядом с ней. — Значит, скоро в атаку двинутся.
— Да уж точно, — отозвался другой, — знамо дело. Ежели бы не собирались, так и не бомбили бы с утра. Немец — он зазря бомбы бросать не будет.
Ежели бомбят — значит, атакуют… — И солдаты замолчали, видно задумавшись об одном и том же. Сколько сумеют продержаться бойцы Толубеева и хватит ли им этого времени, чтобы выскользнуть из мешка, который вот-вот должен был сомкнуться вокруг остатков танковой дивизии. Не зная о том, что мешок уже сомкнулся…
На немцев они наткнулись всего через три километра от деревни. Те, похоже, заметили их издалека и затаились на опушке, ожидая, пока подводы медсанбата пойдут поближе. А затем просто вышли из кустов или выкатились из высокой травы.
— Хальт! — проорал стоявший впереди, вскидывая руку. Он был не слишком высок, курнос, черноволос и довольно молод. Рукава его мундира были закатаны по локоть, голова обнажена, а поскольку в руках у него в отличие от окружающих не было никакого оружия, Вилора сразу подумала, что это, наверное, офицер. Так оно и оказалось.
Их разоружили, что, впрочем, оказалось нетрудно. С шестнадцати подвод немцы собрали только дюжину винтовок и несколько пистолетов. Подушному даже пришлось перелопатить весь чемодан, для того чтобы отыскать свой штатный ТТ.
Вилора все время ожидала, что вот-вот начнется что-то страшное, что немцы начнут расстреливать раненых или грабить и насиловать, но все обошлось. Немцы велели разгрузить три подводы, выделили десяток конвоиров и приказали разворачиваться и возвращаться обратно. Приказы отдавались большей частью жестами, сопровождаемыми криками: «Шнеллер!», что означало, — Вилора помнила из институтского курса немецкого, — «Быстрее!»
После чего они разошлись. Немцы, за исключением конвоиров, двинулись дальше на восток, а санбат обратно на запад.