— Мамочки, держите меня трое! На два месяца людей оставить нельзя — сразу все вверх ногами перевернули!
— Куда тебя вести-то, боярыня?
— Да я уже и сама не знаю… Давай к часовне, может, хоть там избы на месте остались.
Старые дома действительно остались на месте, и Варлам на руках внес спортсменку в тот, из трубы которого валил дым. Там, на кухне, на длинных досках резали на кусочки мясо и скидывали его в высокий кувшин три женщины — розовощекие, упитанные Зинаида с Тамарой и куда более худощавая светловолосая Инга. Увидев лучницу, они тут же закричали от восторга, быстро освободили от деревянных мисок скамейку:
— Сюда, сюда сажай! Сейчас, только протру…
Боярин осторожно опустил девушку на указанное место, выпрямился.
— Ну, и куда ты теперь? — спросила Юля.
— Домой, — пожал плечами ратник. — Тут недалеко, вверх по Оредежу. Верст десять, а то и меньше. Там усадьба отцовская.
— Нехорошо как-то, так, сразу, — неуверенно сказала спортсменка.
— Да, действительно, — подхватила Зина, к своим тридцати годам ставшая достаточно понятливой. — Подругу нашу привезли, и сразу уходить? Поели бы сперва, отдохнули. У нас тут теперь несколько домов свободных стоят, еще не отселился туда никто. Так что и переночевать можете, место есть. А завтра и в дорогу.
— Тогда я пойду, коней расседлаю, — кивнул ратник и вышел на улицу.
— Ну, давай рассказывай, — тут же насели на Юлю женщины. — Как он, каков?
— Борода у него густая, — заговорщицки подмигнула Зинаида. — Щекотится, наверное, когда раздетую целует?
— Какую раздетую?! — вспыхнула Юля. — Он ко мне пальцем не прикоснулся!
— Каким из пальцев? — моментально уточнила Тамара, и все снова расхохотались.
— Отстаньте, — еще сильнее зарделась спортсменка. — Мороз на улице.
— Мороз на улице. Все пальцы отморозить можно, коли глупостями заниматься.
— Может, импотент? — округлила глаза Тамара. — Нормальным мужикам никакой мороз не помеха.
— Сама ты импотент, — обиделась за боярина Юля. — Просто стеснительный.
— Знаем мы этих стеснительных, — ухмыльнулась Зина. — При здешних-то нравах и его обличьи — наверняка половину девок вокруг своей усадьбы обрюхатил.
— Вам-то что?
Зина обняла Тамару за плечи, прикрыла глаза и жа-алобным голоском запела:
Ой, цветет калина
В поле у ручья.
Парня молодого
Полюбила я…
Инга, не удержавшись, присоединила и свой могучий голос к общему хору:
Он живет не зна-ает ничего о том,
Что одна дивчи-ина думает о нем!
За стеной послышался грохот, и спустя минуту на кухню, прихрамывая, вошел Картышев:
— Инга, милая, мне очень нравится, как ты поешь. Но только ты в следующий раз предупреждай, ладно… О, Юля? Откуда?
— Ага! — довольно зарычала спортсменка, — избавиться от меня хотели?
— Да нет, — пожал плечами Игорь, — просто думали, ты там раненая лежишь, лечишься. Юшкин-то после сражения в Бору застрял, пострадавших выхаживать.
— Видела я вашего Юшкина… Всего один раз. Кору мне на ногу намотал, и общий привет.
— Как же ты сюда добралась?
— Да этот, рыжий боярин довез.
— Ну и как он? — улыбнулся Картышев.
— Да пошли вы все! — во весь голос закричала лучница.
Но тут хлопнула входная дверь, и она замолчала. Вошел боярин Варлам в уже влажном доспехе:
— Случилось чего? Я крики слышал…
— Я молоток на ногу уронил, — тут же признался Игорь.
— Слушай, боярин, — указал сын Евдокима Батова на окно, — а что это за причуда такая?
За то время, пока поместное ополчение бродило по окрестным рекам, Александр Качин успел не только поставить стекловарню, но и сделать несколько пробных плавок. И первые маленькие — в две ладони, стеклышки были, естественно, вставлены в окна кауштинских домов.
— Стекло, оконное, — с готовностью пояснил Игорь. — Мы его трубкой выдуваем, а потом аккуратненько к рамке прилепляем и обрезаем по краям. Оно под действием поверхностного натяжения выпрямляется и застывает. Получается прозрачное стекло. Правда, маленькое. Большие мы тоже делали. Для этого стеклянный пузырь разрезать надо, и на верстаке раскатать. Но ровного листа пока никак не получается — верстак неровный, от скалки полосы. Рябит, в общем, не видно сквозь него ничего. Одни силуэты. Но свет хорошо пропускает. Мы пока в баню два поставили.
— Дорогое, наверное? — поинтересовался боярин.
— Ну, терпимо, думаю, — осторожно ответил Картышев. — Сговоримся, коли нужно.
— Я отцу скажу… — Боярин Варлам наклонился и сквозь стекло выглянул на улицу. — Диковинно как-то.
— Слушайте, мужики, — повысила голос Зина. — Коли вам о делах поболтать хочется, идите в мастерские. А мы тут шашлыки замачиваем, да и о своем, бабьем хотим поговорить. Топайте.
Ночевать боярина разместили в одном из новых домов — новгородские плотники, прежде чем начинать строительство, поставили два дома для себя — не в поле же им ночевать? Выполнив подряд, ушли назад, а дома остались.
Одноклубники все собирались переселиться в них, чтобы не так тесно было — но постоянно откладывали. Вот боярин Варлам первым новоселом и оказался.
Правда, одноклубники пытались, отправить вместе с ним и Юлю, якобы одну из свободных комнат занять — но от такой наглой прямолинейности она отказалась наотрез.