Взвыть от разочарования Джай не успел, разглядев, что часть противоположной стены — раздвигающиеся гармошками двери. Обережник нащупал выемки для пальцев, рванул в стороны и очутился… в храме.
Все тут же стало на свои места. «Гроб» — ирница для знатных горожан, их в храме несколько штук, раскиданных по разным углам, чтобы из соседних клетушек нельзя было подслушать, о чем молящий уговаривается с божьим посредником. Джаю пару раз доводилось сопровождать к ней Хорва, но с этой стороны он в нее никогда не попадал, да и понятия не имел, что там есть вторая дверь.
С потолка ласково улыбался и злорадно ухмылялся Иггр, намалеванный в виде двух стоящих спиной к спине человек, отбрасывающих одну тень. С рук Светлого взлетала стая белых птиц, на серповидные когти Темного было нанизано по корчащемуся злодею. На стенах висели иконы поменьше, перед которыми мирно бодали воздух «божьи рожки». В центре зала, как и положено, лежала одежда злосчастной Уланны. Завтра глупенькие девчонки будут толпиться вокруг, благоговейно скрещивать руки и исподтишка пихать соперниц локтями, пытаясь хоть кончиком пальца дотронуться до «счастливого» платья невесты, не догадываясь, что ей уготовано не вечное блаженство, а свалка скопившихся за века костей, как в дальнем углу лисьей норы…
Из соседней ирницы бочком выбрался горец, заметил обережника, широко ухмыльнулся и взмахнул рукой, но Джай лишь скользнул по нему взглядом и отвернулся. Он уже не испытывал почти никаких чувств: устал как злиться, так и бояться.
Он уже не испытывал почти никаких чувств: устал как злиться, так и бояться. Привычный мир рухнул — еще в святилище, при виде умирающей в дхэровых лапах подруги, и сейчас парню больше всего хотелось даже не спасти свою шкуру, а глотнуть свежего, не отравленного дымом и плесенью воздуха.
Двери-то опечатаны, а вот окна — парень глянул вверх — заперты изнутри на простые щеколды. Обережник деловито, как при штурме дома, ухватил ближайшую скамью (освященную! резную! из мореного дуба!) за край и поволок к окну, как простую едальную лавку. Примерился — нет, еще штуки три надо. Развернулся — и нос к носу столкнулся с горцем, тоже не сидевшим сложа руки.
После туповатой паузы Джай молча выдернул у него вторую скамью, кивком отправив за следующей. Дымчатый кошак с ходу вспрыгнул на подоконник, робко поскреб лапой витражное матовое стекло и с надеждой оглянулся на людей. Вот бы цопнуть тебя за хвост и подтянуться, как по веревке…
По шее мазнуло легоньким сквознячком, но бывалому обережнику хватило даже такой малости, чтобы поспешно обернуться.
Дверцы третьей ирницы были распахнуты, и от них, по спинкам скамей как по ровной тропке, беззвучно мчался к Джаю совершенно голый мужчина.
Сбитый с толку парень так и застыл в обнимку с поднятой на дыбы скамьей. Это еще что за Иггров недоделок?! Седые, лохмами развевающиеся волосы, бледное лицо с черными провалами глаз, неплотно стиснутые кулаки чуть отведены в стороны и назад, словно в них зажаты рукояти фьет…
— На пол, дурак!!! — Вопль горца полоснул обережника почище Иггровой плети. Кошак шипел с подоконника, как лепешка в кипящем жиру. Джай непонимающе глянул под ноги и завязавшейся в узел селезенкой понял, что сам готов взбежать по отвесной стене не то что до окна — до потолка!
Потому что у струящихся за безумцем теней клинки были.
Мужчина молниеносно обернулся на голос, едва различимый блик скользнул через весь зал, на какой-то шаг разминувшись с горцем, успевшим кувыркнуться и залечь за скамьей. Один из Иггровых светильников разлетелся вдребезги, сдвоенный огонек остался висеть на прежнем месте, медленно тускнея и уменьшаясь.
Джай крутанулся вокруг скамьи, толкнул ее на убийцу, отскочил назад и вскинул руку с мыслестрелом. Вот зараза, нарвались-таки на йера! Хотя… обережнику по должности положено знать всех Взывающих в лицо, и этого среди них не было. Может, из новеньких, только после Приобщения [20] ? По возрасту не тянет, перестарок…
Половинки скамьи грохнули об пол, тоненько зазвенела упавшая рядом стрелка — седой поймал ее даже не глядя, тут же выронив. От второй, третьей и четвертой он попросту уклонился — едва ли не раньше, чем Джай их выпустил.
Обережь заряжала оружие перед заступлением на дежурство, под расписку получая стрелки у Хорва, а поскольку за день парень успел поистратиться, пятой не последовало. Пятиться обережнику было уже некуда, а судя по нечеловеческой реакции противника, из угла тот его не выпустит.
— Хэй-най, а со мной так играй, э? — перебил предсмертные мысли Джая звонкий, задорный горский говорок.
От обережника йера отделяло каких-то три шага. Правильнее было покончить сначала с ним, но аргумент на четырнадцать дул оказался весомее.
Все повторилось заново: первая на пол, вторая-третья мимо, замах тенью…
Горец виновато ухмыльнулся, пожал плечами и почти в упор разрядил в противника… все дула одновременно.
Ничего себе, горский бродяга! Джай о таком оружии знал только понаслышке, причем был уверен, что это пустой треп: в обережных, лучших в Орите мыслестрелах, пружины и то спускались поочередно, с секундными промежутками.
Охотничьими стрелками человека убить сложно — разве что попадешь в глаз или точно в сердце. Йер — или кем бы он ни был — прянул влево, одновременно разворачиваясь боком, чтобы пропустить мимо если не весь рой, то хотя бы половину. Так оно и вышло: в нарочно подставленное плечо кучно воткнулись всего четыре стрелки.