Междугородные разговоры длились по часу — она была слишком возбуждена, чтобы заснуть, хотя проводила на людях весь день, начиная с завтрака в ресторане, вдвоем за столиком со своей патронессой: дородная местная дама сидела в крохотной шляпке, а Доун — с приколотой к жакету лентой «Мисс Нью-Джерси» и в белых перчатках тончайшей кожи, невероятно дорогих перчатках, подаренных фабрикой «Ньюарк-Мэйд», где Швед как раз приступил к обучению, необходимому, чтобы впоследствии взять дело в свои руки. На всех девушках были такие же перчатки из кожи козленка, застегивающиеся на четыре пуговки и закрывающие запястье. Доун, единственная из всех, получила их даром вместе с еще одной парой черных, театральных — вечерняя модель «Ньюарк-Мэйд»: перчатки из кожи козленка на шестнадцати пуговицах (которые в магазине «Сакс» стоили бы целое состояние), выкроенные вручную одним из лучших мастеров, выходцев из Италии или Франции; и наконец, с третьей парой — матерчатыми вечерними перчатками выше локтя, составляющими ансамбль с ее вечерним платьем. Швед попросил ее прислать ярд той ткани, из которой будет сшито платье, и один из друзей семьи, специализирующийся на производстве матерчатых перчаток, в знак уважения к фирме «Ньюарк-Мэйд» бесплатно сшил их для Доун. Три раза в день, сидя напротив своих патронесс в маленьких шляпках, красивые, очаровательно причесанные девушки, в прелестных платьях и перчатках на четырех пуговках, пытались улучить момент, чтобы поесть, отщипнув хоть кусочек от каждого принесенного блюда, используя паузы между раздачей автографов людям, подходившим поглазеть на них и сообщить, откуда они приехали. Поскольку Доун была «Мисс Нью-Джерси» и происходило все тоже в Нью-Джерси, ее популярность была значительно выше, чем популярность остальных претенденток, и, значит, она должна была всем сказать что-то приятное, и улыбнуться, и дать автограф, и все-таки умудриться немного поесть. «Это моя работа, — объясняла она по телефону Шведу, — именно ради этого они бесплатно селят нас в отеле».
Когда она приехала в Атлантик-Сити, ее сразу же на вокзале усадили в маленькую машину с откидным верхом («нэш-рамблер»), на которой было указано ее имя и представляемый ею штат; здесь же, в машине, сидела уже и дама-патронесса.
Патронесса, доставшаяся Доун, была женой местного дилера по недвижимости и неуклонно сопровождала ее всюду, куда бы она ни отправлялась. Они вместе садились в автомобиль и вместе из него выходили. «Она все время рядом, Сеймур, — жаловалась Доун. — Мужчин, кроме судей, я просто не вижу. С ними запрещено даже разговаривать. Сюда приехали бойфренды некоторых девушек. Среди них даже официальные женихи. Но что толку? Встречаться с ними нельзя. Тут есть книга правил, такая толстенная, что до конца не осилишь. «Никаким представителям мужского пола не разрешается разговаривать с конкурсантками иначе чем в присутствии патронессы. Конкурсанткам категорически запрещено входить в коктейль-холл и употреблять любые горячительные напитки…» — «Ох-ха-ха» — смеялся Швед. «Сеймур, я ведь не закончила, тут бесконечный список. Например, «никто не имеет права брать у конкурсантки интервью иначе чем в присутствии защищающей ее интересы патронессы…»»»
Не только Доун, но и все девушки получили маленькие «нэш-рамблеры», но только на время. Оставят машину только «Мисс Америка». Именно в ней она будет объезжать футбольное поле, приветствуя толпы болельщиков перед началом наиболее интересных студенческих состязаний. «Рамблер» использовался для мероприятий конкурса, так как «Американ моторе» был одним из его спонсоров.
У себя в комнате она нашла коробку конфеток «Фрэлинджер ориджинал» и букет роз; эти подарки были подношением отеля всем конкурсанткам, но розы Доун так и не раскрылись, а комнаты, предоставленные девушкам — во всяком случае всем, кто жил в том же, что и Доун, отеле, — были тесными, некрасивыми и выходящими на задний двор. Однако сам отель, как возбужденно объясняла Доун, находился на углу набережной и Мичиган-авеню и был из тех, шикарных, где около пяти часов ежедневно подают чай с крошечными бутербродами, а оплачивающие свое проживание постояльцы играют на лужайке в крокет и по праву занимают просторные, великолепно обставленные комнаты с видом на океан. Каждый вечер она без сил возвращалась в свою оклеенную выцветшими обоями уродливую каморку, проверяла, не распустились ли розы, и звонила Шведу, чтобы ответить на его вопросы о своих шансах.
Она была среди четырех-пяти девушек, чьи фотографии все время мелькали в газетах, и, считалось, победа будет за одной из них — организаторы, представлявшие Нью-Джерси, были уверены, что победа достанется их кандидатке, и в особенности укрепились в этом мнении, когда ее фотографии начали появляться в газетах каждое утро. «Ужасно не хочется подвести их», — говорила она. «Ты и не подведешь. Ты победишь», — отвечал он. «Нет, победит девчонка из Техаса. Я знаю это. Она такая хорошенькая. Личико круглое. Ямочки на щеках. Не красавица, но очень, очень мила. И потрясающая фигура. Я ужасно боюсь ее. Она из какого-то захолустного городка, отплясывает чечетку — и победит». — «Ее фотографии в тех же газетах, что и твои?» — «Всегда. Она всегда входит в четверку-пятерку. Я вхожу в нее, потому что все происходит в Атлантик-Сити, а я «Мисс Нью-Джерси», и гуляющие по набережной заходятся от восторга при виде ленты; «Мисс Нью-Джерси» приветствуют так каждый год, но она никогда не оказывается победительницей. А фотографии «Мисс Техас» означают, что она выиграет».