— Да, коммунизм. На обложках ясно написано: коммунизм.
— У коммунистов не все идеи про коммунизм.
— Например?
— Например, про б-бедность. Про войну. Про несправедливость. У них самые разные идеи. Ты еврей, но ведь думаешь ты не только о евреях. Вот и у к-к-коммунистов то же.
Разговор о Нью-Йорке № 12.
— Где ты там ешь, в Нью-Йорке?
— Н-н-ну уж не в ресторане «У Винсента».
— А где?
— Да где все. В ресторанах. В кафе. В г-г-гостях.
— У кого в гостях?
— У друзей.
— Где ты с ними познакомилась?
— С некоторыми здесь, с некоторыми т-т-там.
— Здесь? Где же именно?
— В школе. С Ш-ш-шерри, например.
— Не знаю никакой Шерри.
— Ты забыл, Ш-шерри всегда играла на скрипке в школьных спектаклях. Она ездит в Нью-Йорк, потому что бе-берет там уроки музыки.
— Она тоже занимается политикой?
— Папа, всё вокруг — политика. Как она может не заниматься политикой, если у нее есть м-м-мозги?
— Мерри, я не хочу, чтобы ты влипла в историю. Тебе не нравится война. Очень многим не нравится война.
Но есть люди, которые так недовольны войной, что впадают в крайности.
Но есть люди, которые так недовольны войной, что впадают в крайности. У них нет чувства меры, понимаешь?
— Чувство меры, вот ты о чем. Не впадать в к-крайно-сти. К черту, без к-крайностей не обойтись. Что такое война, по-твоему? К-к-крайность. В нашем Римроке никакой жизни нет. Здесь в к-крайности не впадают.
— Тебе разонравился Римрок? Ты хотела бы жить в Нью-Йорке?
— А то!
— Когда окончишь школу, можешь поехать в Нью-Йорк и поступить в колледж. Хочешь?
— Не уверена, буду ли я поступать в к-к-колледж. Посмотри на администрацию этих колледжей! Ты же знаешь, что они делают со студентами, которые против войны. Как после этого хотеть в колледж? Высшее образование… Я считаю, что это низшее образование. Может, пойду в колледж, а может, нет. Сейчас я еще ничего не п-п-планирую.
Разговор о Нью-Йорке № 18, после того, как она не ночевала дома.
— Никогда больше так не делай. Никогда не оставайся у людей, которых мы не знаем. Кто эти люди?
— Н-никогда не говори «н-никогда».
— Кто эти люди, у которых ты ночевала?
— Друзья Ш-шерри. По музыкальной школе.
— Не верю.
— Почему? Ты не в-веришь, что у меня могут быть друзья? Что я могу кому-то нравиться — в это не в-веришь? Что люди могут мне предложить переночевать у них — в это не в-веришь? Во что же ты тогда в-в-в-веришь?
— Тебе шестнадцать лет. Ты должна возвращаться вечером домой. Ты не должна оставаться на ночь в Нью-Йорке.
— Хватит напоминать мне, сколько мне лет. Мало ли кому сколько лет.
— Когда ты вчера уезжала, мы ждали тебя к шести. В семь ты позвонила и сказала, что остаешься. Мы сказали — нет. Ты настаивала. Сказала, что тебе есть где ночевать. Я уступил.
— Уступил, точно.
— Но больше так не делай. Если такое повторится, ты больше одна в Нью-Йорк не поедешь.
— Ха, кто это сказал?
— Я, твой отец.
— Посмотрим.
— Давай заключим договор.
— Какой еще договор, отец?
— Если ты снова поедешь в Нью-Йорк, задержишься допоздна и поймешь, что тебе надо где-то переночевать, переночуешь в семье Уманофф.
— Уман-нофф?
— Они тебя любят, ты их любишь, они знают тебя с пеленок. И у них очень хорошая квартира.
— К-к-квартира! Там, где я ночевала, тоже очень хорошая к-квартира.
— У кого ты ночевала?
— У Билла с Мелиссой.
— А кто такие Билл и Мелисса?
— Л-л-люди.
— Чем они зарабатывают? Сколько им лет?
— Мелиссе д-д-двадцать два, а Биллу д-девятнадцать.
— Студенты?
— Бывшие. Сейчас они з-занимаются организацией п-помощи вьетнамцам.
— Где они живут?
— Ты что, приедешь забирать меня?
— Мне хотелось бы знать, где они живут. В Нью-Йорке есть разные районы — хорошие и плохие.
— У них отличный район и дом отличный.
— Где?
— В Монингсайд-Хайтс.
— Они студенты Колумбийского университета?
— Б-были.
— Сколько народу живет в этой квартире?
— Не понимаю, п-почему я должна отвечать на все эти в-в-вопросы.
— Потому что ты моя дочь и тебе шестнадцать.
— Значит, из-за того, что я твоя дочь, я всю оставшуюся ж-жизнь…
— Нет, когда тебе исполнится восемнадцать и ты окончишь школу, делай что хочешь.
— Значит, все дело в каких-нибудь двух г-годах?
— Совершенно верно.
— Ка-акая же разница, что такого случится за эти два года?
— Ты станешь независимой личностью, которая может сама заработать себе на жизнь.
— Я и сейчас м-могла бы сама зарабатывать на жизнь, если б-бы захотела.
— Пока я не хочу, чтобы ты ночевала у Билла с Мелиссой.
— П-почему?
— Я за тебя отвечаю. Я хочу, чтобы ты останавливалась в семье Уманофф. Если ты согласишься, то можешь ездить в Нью-Йорк с ночевкой. А нет — больше не будешь. Выбирай.
— Я буду останавливаться, где хочу.
— Если так, ты не будешь ездить в Нью-Йорк.
— Посмотрим.
— Никаких «посмотрим». Не поедешь, и точка.
— Интересно, к-к-как ты меня уд-держишь!
— Подумай хорошенько. Если ты не согласна останавливаться в доме Уманофф, в Нью-Йорк ты больше не поедешь.
— А как же в-в-война?..
— Я отвечаю за тебя, а не за войну.
— Я знаю, что ты за в-в-войну отвечать не хочешь, поэтому и приходится ездить в Нью-Йорк мне. Потому что там люди свою ответственность за в-в-войну чувствуют. Им с-с-с-овестно, когда американцы взрывают целые в-в-вьетнамские деревни. Им совестно, когда американские бомбежки в к-к-клочья разносят вьетнамских д-д-детей. А тебе не совестно, и матери тоже не с-с-совестно. Не так сильно война тебя волнует, чтобы ты хоть однажды нарушил свой распорядок дня. Не говоря уж о том, чтобы ночь провести не дома. Мысли о войне не мешают тебе спать спокойно. Война тебя совершенно, ну никак не к-к-колышет.