24. История любви, продолжение (2024)
— Держи ключ, — произнесла она и вручила Ампаро ключ. — Тащить наверх необязательно, но если там личное письмо… — (Но он ведь может и в собесовском конверте прислать?) — Нет, если вообще будет хоть что-то, помаши, вот так. — Миссис Хансон энергично взмахнула руками, и подбородки затряслись мелкой дрожью. — Я буду смотреть в окно.
— Баб-Нора, ты чего-то ждешь? Чего-то очень важного?
Миссис Хансон улыбнулась самой своей баб-Нориной улыбкой. Любовь заставляла пускаться во все тяжкие.
— Из райсобеса, внученька. И ты права, это действительно может быть очень важно — для нас для всех.
«А теперь беги, — подумала она. — Вперед и вниз!»
Она взяла один из стульев от кухонного стола и поставила у окна гостиной. Села. Встала. Прижала ладони к шее, сотый раз напоминая, что должна держать себя в руках.
Он обещал написать, подъедет вечером или нет, но она не сомневалась, что он наверняка забудет о своем обещании, если планы его как-то изменятся.
Он обещал написать, подъедет вечером или нет, но она не сомневалась, что он наверняка забудет о своем обещании, если планы его как-то изменятся. Если письмо пришло, это может означать только одно.
Ампаро уже должна была спуститься к ящикам. Если никого по пути не встретила. Если… Будет ли там письмо? Будет ли? Миссис Хансон оглядела серое небо, выискивая знамения, но облачность висела слишком низкая и самолетов видно не было. Она прижалась лбом к прохладному стеклу, усилием воли вызывая Ампаро из-за угла здания.
А вот и она! Ампаро вскинула руки латинским «V», скрестила «иксом», снова «V», снова «икс». Миссис Хансон помахала в ответ. Убийственная радость волной скользнула по коже, завибрировала в костях скелета. Он написал! Он придет!
Она миновала дверь и уже только на лестничной площадке вспомнила, что забыла сумочку. Два дня назад, в предвкушении, она извлекла свою кредитную карточку из укромного места, в Новой американской католической библии. Карточкой она не пользовалась с момента, как покупала отцу траурный венок — года два назад? Почти три. 225 долларов, и все равно на похоронах ее венок оказался самый маленький. Даже подумать страшно, во сколько обошелся их венок близнецам! А она тогда целый год не могла с долгами расквитаться, и компьютер всю дорогу сыпал угрозами, одна другой кошмарней. Что, если карточка уже недействительна!
Она вернулась за сумочкой; внутри лежали список и карточка. Плащ, ничего не забыла? И дверь — запирать или как? В спальне спала Лот — но Лотти могла б и групповое изнасилование проспать, не шелохнувшись. На всякий пожарный дверь миссис Хансон заперла.
«Не торопись! — сказала она себе тремя пролетами ниже, — а то будет как со старым мистером… Не торопись!» Но не спешка заставляла сердце ее так колотиться, а любовь! Она была жива и — о чудо! — влюблена. Чудо из чудес — взаимно. Взаимно! С ума сойти.
На площадке девятого этажа пришлось остановиться, перевести дух. — В коридоре дрых бомж, в спальном мешке с собесовским ярлыком. Обычно она только поморщилась бы раздраженно, а сегодня при виде бомжа испытала прилив восхитительного вдохновенного сочувствия. «Твоих отдай мне изможденных, — с подъемом подумала она, — и неимущих скученные массы, мечту лелеющих вдохнуть свободно, и многолюдных берегов твоих страдальцев бесполезных». Как снова все прихлынуло! Детали прежней жизни, прежние лица и прежние чувства. А теперь еще и поэзия!
Когда она спустилась на первый, колени ходили ходуном; ноги, казалось, не держат. Почтовый ящик; в ящике, наискось, — письмо от Лена. Должно быть от него. Если что другое, она умрет, тут же, на месте.
Ключ от ящика был там, где Ампаро всегда его и оставляла, за камерой-пугалом.
В письме говорилось:
«Уважаемая миссис Хансон!
Если не трудно, то в четверг можете поставить на обеденный стол один лишний прибор. Счастлив сообщить, что с радостью принимаю ваше великодушное приглашение. Прибуду с чемоданом.
С любовью, Лен».
С любовью! Всё, ошибки быть не может: с любовью! Она ощутила это с самого начала, но кто бы мог подумать — в ее-то возрасте, в пятьдесят семь! (Другое дело, что чуточку прилежания, и в свои пятьдесят семь она даст сто очков вперед Леде Хольт, в ее сорок шесть.) С любовью!
Невозможно.
Конечно — но всякий раз, как ее посещала эта мысль, она вспоминала слова, впечатанные под книжным заголовком, слова, на которые будто бы случайно указывал его палец, когда он читал ей: «История невозможной любви». Для любви нет ничего невозможного.
Она перечитывала письмо снова и снова. Бесхитростностью своей оно было изысканней любых стихов: «Счастлив сообщить, что с радостью принимаю ваше великодушное приглашение». Ну кто бы заподозрил, прочтя эти строки, какой за теми кроется смысл — смысл, для них двоих более чем очевидный.
Ну кто бы заподозрил, прочтя эти строки, какой за теми кроется смысл — смысл, для них двоих более чем очевидный.
А затем, к чертям отбросив всякую осторожность:
— С любовью, Лен!
Одиннадцать часов, а дел всех — начать и кончить: бакалея, вино, новое платье и, если осмелится… Осмелится ли? Чего ей теперь бояться!
С этого и начну, решила она. Когда продавщица показала ей таблицу образцов, решимость миссис Хансон не поколебалась ни на йоту.
— Вот, — произнесла она, ткнув пальцем в самый яркий, морковно-оранжевый.