— Вижу яхту, дистанция четыре с половиной, идут на нас, — крикнул из кабины пилот.
— Снижайся, — велел ему Арчи.
Как всегда перед операцией, когда решение уже принято, пришло спокойствие и уверенность. Руки и не думали дрожать. В душе стало гулко и пусто. Она будет потом болеть, душа. Когда удовлетворенно притихнет то, что ведает в человеке пресловутым профессиональным долгом.
До чего же алчно и неистребимо оно, это что-то, ведающее в человеке профессиональным долгом…
— Снижайся… Готов, Генрих? Прыгай ногами вниз, высоты не бойся, удара о воду тоже. Смотри только не плюхнись плашмя. В воде сразу раскинь руки и всплывай. Береги уши, зальет — хана тебе, не выплывешь. На, вот, шапочку натяни, как всплывешь — выбросишь.
— Спасибо, — поблагодарил холодный и невозмутимый, как скала, Генрих Штраубе. Агент Немец. Пока несостоявшийся друг, и, возможно, будущий молчаливый собутыльник по заливанию спиртом саднящей человеческой совести.
— Огнестрелку сюда, в герметик.
— Спасибо, я знаю как этим пользоваться.
— Все, ниже не получится, — донеслось из кабины. — Зачерпнуть можем…
— Ниже и не нужно.
— Все, ниже не получится, — донеслось из кабины. — Зачерпнуть можем…
— Ниже и не нужно. Открывайте люк…
От воды махолет отделяло метров пятнадцать. Пятиэтажный дом.
— Готов, Генрих?
— Готов.
— Давай!
Арчи хлопнул напарника по плечу. Тот натянул шапочку и пристегнул пакет с пулевиком к лямке на поясе.
Генрих на миг замер перед люком, выглянул и шагнул в пустоту.
— Удачи, — робко пожелал в спину Лутченко.
— Удачи, — эхом повторил махолетчик. Пилоты, кажется, тоже что-то пожелали.
Но Арчи уже не услышал. Он оттолкнулся и в несчетный раз за свои неполные тридцать лет жизни ухнул навстречу оглушительно синей морской глади.
Только море умеет так обнимать.
* * *
— Палыч… — у генерала Золотых, конечно же, был озабоченный голос. Озабоченный, но вместе с тем и азартный. — В «двадцать пять» есть ведь один туранец?
— Есть, — подтвердил Коршунович.
— Надо его спеленать потихоньку. Сумеете?
— Сумеем.
— Где еще есть туранцы?
— Наблюдателей мы уже заперли. Само собой, вежливо и корректно. Кстати, я закончил срочный рапорт президентскому совету, сейчас тебе принесут; подмахни и отправляй сразу.
— Понял. Как флот?
— Прут на север. Если яхта не изменит курса, они встретятся часа через четыре, где-то уже за Севастополем, наверное. Яхта плавно отклоняется к западу, потом отклонится к северо-западу. Севастополь они обойдут; смешно, но там не осталось ни единого катера, на котором их можно перехватить!! Я отправил группу, они потрошат частные суда. Может, чего и найдут.
— А как наши ангелы?
— Шериф с Немцем? Только что высадились.
— Жалко старика… — вздохнул Золотых. — Всю жизнь пахал на этого психа, и в итоге угодил в самый котел…
— Ты о Шадули? — спросил Коршунович. — Так сам виноват, нечего было на деньги прельщаться. Работал бы в своем университете…
— Не скажи, Палыч. Ученые — они же фанатики. Их исследования интересуют, а остальное все по боку. Исследования — это деньги. А откуда деньги берутся, разве это интересно? Ты, вот, происхождение каждого рубля из своего жалования не выясняешь, нет?
Коршунович озадаченно хмыкнул; кажется, он был удивлен, что в такие горячие минуты Золотых вдруг ударился в философию.
— Ладно, давай, командуй… Меня тут опять президент требует…
— Ага, Семеныч…
«Слава богу, — подумал генерал Золотых, — хоть старые коллеги иногда по-старому обращаются… А то все «господин генерал» да «господин генерал»…»
* * *
— Эй!! — закричал Арчи, вышел из воды едва ли не по-пояс, взмахнул руками и снова ухнул в прохладные черноморские объятия. Генрих покачивался на волне совсем рядом. Он уже снял и выбросил шапочку; на воде Генрих держался достаточно уверенно, но все равно смешно вытягивал шею и топорщил уши. Овчар, что с него возьмешь…
«Вадим» чуть изменил курс — их явно заметили.
Овчар, что с него возьмешь…
«Вадим» чуть изменил курс — их явно заметили.
На руле стоял Чиков; когда яхта, описав короткую дугу, стала в левентик и паруса заполоскались по ветру, Ник де Тром бросил свободный шкерт Генриху, а Арчи в два десятка мощных гребков доплыл до кормы, влез по спущенному наспех трапу, цепляясь за релинг, и помог подтянуть Генриха. Сначала Арчи хотел шепнуть Нику и Чикову, чтобы его «не узнавали», а потом подумал: зачем?
— Братан? — Чиков не выглядел слишком удивленным. — Ты-то здесь откуда?
— Служба, братан… — печально сообщил Арчи, отряхиваясь. Во все стороны разлетелись брызги.
Генрих как раз вытаскивал из герметика пулевик, а Ник выбирал из воды мокрый шкерт.
Уголком глаза Арчи наблюдал, как из кубрика на него смотрят настороженные биологи-чирсовцы.
— Убирайте паруса, братан, — жестко велел Арчи. — И это… не отсвечивайте, ладно? Мы сейчас работать будем.
Ник послушно метнулся на палубу, сдернул фалы и принялся спускать, а потом увязывать стаксель. Чиков бросил руль, поймал гик, зафиксировал его и быстро стянул грот.
— Все. В кубрик, — скомандовал Арчи.
В кокпите с пулевиком в руках зловещим изваянием воздвигся Генрих. Лицо у него было совершенно отрешенное.
Чиков и Ник, оба очень бледные, нырнули в кубрик; Арчи взглядом нашел в глубине Ицхака Шадули.