— Конечно, — подтвердил Генрих.
Естественно, жуков для связи предоставили свои, европейцы. Во-первых, сибиряки и русские используют разные породы, каждая со своими секретами, а секретами не все спешат делиться, а во-вторых — не переучиваться же на ходу? Плоская камера-гибернатор с тремя половинками одноразовых жукопар покоилась во внутреннем кармане легкой, но прочной рубашки цвета хаки. Покрой у рубашки, да и у брюк тоже, был подчеркнуто неслужебный, чтобы можно было без труда затеряться в пестрой и многоморфемной городской толпе. Впрочем, во время стрельбы и авианалетов Генрих не особенно рассчитывал встретить в городе толпы. Но по идее он должен был смотреться на улицах вполне гармонично и ничем не выделяться.
Ближе к линии противостояния пришлось пересесть из джипа в резервный «Мамонт». Туша сибирского экипажа подползла вплотную к собрату, и в узкую щель между надкрылками Генрих даже различил сидящих спиной к опорам прибалтов — Юрия и Рихарда; на месте Генриха теперь лежал несдержанный на язык Нестеренко и точно так же постреливал, только из игломета. Остальные сибиряки лежали кто где и голову поднимали редко.
Едва «Мамонт» замер, Чеботарев тут же вызвал по закрытой связи начальство.
— Константин Семенович? Чеботарев. Мы на месте. Пусть начинают… Добро.
Чеботарев положил трубку на пульт и отрывисто сообщил:
— Сейчас…
Спустя пару минут слева, на востоке что-то невообразимо громко бабахнуло, а когда рокот взрыва расползся и начал утихать, стало слышно, что там стреляют. Да так, как, наверное, не стреляли в алзамайской тайге. В сотни, в тысячи стволов.
— Камуфляж! — скомандовал Чеботарев.
Генрих послушно нажал на нужную кнопочку волчьего прибора.
Он почти ничего не ощутил, лишь мурашки слегка прогулялись по непокрытым тканью частям тела. А потом он перестал себя видеть. Ну, почти совсем перестал. Рубашка, брюки, ботинки, кожа на руках и, наверное, лице, подернулись знакомой полупрозрачной рябью, которая на глазах становилась почти совсем прозрачной. Не видеть собственного тела было странно, но если не концентрировать на этом внимание — мешало не очень.
— Ну, — выдохнул Чеботарев. — С богом, коллега. Удачи.
Лутченко распахнул дверцу-надкрылок, и Генрих решительно нырнул в душный день из кондиционированного нутра экипажа.
Спотыкаться он перестал уже через пару минут. Бесплотной тенью, призраком он бежал к позициям ашгабатцев, и никто даже не думал открывать по нему огонь. Игломет в руке тоже стал невидимым, секунды через три после того, как Генрих его вытащил. Поправив на голове сползающую панамку с коротким козырьком, он направился на юго-восток. То бегом, то переходя на шаг. На всякий случай — горбясь и пригибаясь, насколько это было возможно.
«И все же, — думал Генрих, — это куда веселее, чем валяться на осточертевшем песке и палить не пойми в кого. И главное — привычнее.»
Ему нравилось быть агентом. Вопреки всему.
* * *
Утром Ахтамали Бахва едва дождался десяти часов, времени, когда открывалась почта. Хлопнув для храбрости стакан «Чамена» и зажевав вчерашней лепешкой, он бросил жене:
— Скоро вернусь!
И направился к выходу.
За воротами он взъерошил шевелюру сыну, возившемуся у арыка, и зашагал в направлении почты.
— Папка, ты куда?
Ахтамали на ходу обернулся:
— На почту, Кейл! На почту.
— А можно с тобой?
Ахтамали остановился и опасливо прислушался к звучащей с самого утра канонаде.
— Нет, не ходи. Играйся тут. И от ворот — никуда, слышишь?
— Ладно, папка.
Кейл не выглядел слишком огорченным. Сегодня его внимание почти целиком поглотила запруда на арыке.
* * *
По шоссе изредка проносились экипажи — больше грузовые, с пограничниками или гвардейцами. Дважды проезжали бело-красные санитарные фургоны. Все они направлялись в сторону Багира, но вряд ли именно в Багир. Скорее всего дальше, на Небит-Дагское шоссе, откуда доносилась особенно плотная канонада. У гряды тоже постреливали, совсем недалеко от стройплощадки.
Навстречу проехала только замызганная древняя легковушка давно позабытой породы.
Арчи и Ядвига то и дело были вынуждены прятаться в кустарнике, буйно разросшемся вдоль дороги. Громоздкий прикладный пулевик Ядвига обернула прозрачной пленкой и закопала в зарослях, не вполне ясным Арчи способом пометив место. Из оружия у нее остался только маленький игломет с парализующими иглами да нож в набедренном кармане.
Ближе к Багиру кустарник закончился и до крайних домов пришлось добираться рысцой. Хорошо хоть именно в эти минуты трасса оставалась пустынной.
Они направились не на улочку, к которой вела ответвившаяся от трассы накатанная колея, а чуть дальше. К сплошному забору крайнего участка.
В огороде кто-то копошился; у забора рылись в неопрятной куче всяких отбросов пестрые взъерошенные куры. Тихо журчала вода.
Ядвига харзой перемахнула через колючий забор — как ныряльщик, руками и головой вперед.
Приземлилась она в красивом мягком кувырке и тотчас вскочила на ноги.
Петух у кучи предупредительно заквохтал.
Арчи хмыкнул и прошел чуть дальше.
К калитке.
Просунул руку меж прутьев, откинул крючок и просто вошел.
Немолодая женщина, копавшаяся на грядках, выпрямилась и вопросительно уставилась на Арчи.