— А ну быстро за ними! Встанешь с той стороны площади и никого не пускай!
— Но в-ведь ж-жарко же, — попытался возразить он.
— Если хочешь, камаргосы покажут тебе, где действительно жарко. А ну живо!
Он даже расспрашивать, в чем дело, не стал, повернулся кругом и затрусил к караулке. Хорошо я его припугнул. Жарко ему. Ничего, пусть попотеет, лишний жир сбросит. Мне будто не жарко.
И тут я почувствовал, что мне действительно не жарко. Что меня знобит. Что у меня зуб на зуб не попадает.
Но не от холода.
От страха.
Я сунул руку в карман, нащупал ЭТО. Наверное, подсознательно я надеялся, что его там не окажется, и поэтому вздрогнул, когда рука наткнулась на него. Я не сомневался в том, что это такое. Ни секунды. Я знал.
Так и должно быть, любой мальчишка в городе это знает, хотя камаргосы и запретили говорить об ЭТОМ. Но разве можно такое запретить, разве можно уследить за всеми? Точно так же можно запретить разговаривать, есть, пить, дышать. Что толку от таких запретов, если их нельзя проконтролировать? Камаргосы вообще очень многое позапрещали. Раньше, пока их не было, жить было куда спокойнее. Правда, раньше-то и беспокоиться особенно не о чем было, раньше все жили лучше. Это теперь, когда нищие по всем дорогам, нужно постоянно за всеми следить, постоянно оглядываться, постоянно ждать беспорядков и бунтов. Уж вроде бы и контрибуцию всю выплатили, и армию новую вооружили, и крепость свою новую герцог наконец-то достроил, а все лучше не становится. Вот камаргосам и прибавляется работы.
Я медленно побрел дальше вдоль стены. Вот и трещина даже вроде бы еще больше, чем утром, стала. А уж серой из нее несет — будь здоров. Знамения… Что там знамения, если и простым глазом видно, что башня на ладан дышит? А кто ее знает почему? То ли от того, что состарилась вся, что земля под ней проседает — подземелья-то, я слышал, на много уровней вниз уходят. То ли действительно от того, что дракон ярится и готов на свободу вырваться. Никто же не знает и знать не хочет. Никому же это не интересно, все делают вид, что дракона вообще не существует. Может, его и правда нет, может, он помер давно, сдох там в подземелье — так надо же про это разузнать наверняка, а не закрывать глаза. Да куда там — всем страшно слово молвить, намекнуть даже. Камаргосы, черт бы их всех подрал! Хотел бы я знать, что они сами обо всем этом думают. Или тоже не думают, боятся думать?
Я медленно побрел дальше, дошел до переулка, что в северный конец спускается, встал в тень. Смешной у нас город — переулок в северный конец ведет, а на площадь перед башней с юга выходит. А южный — наоборот. Если не знать, как эти переулки виляют, тут никогда в нужный конец не попадешь. А старикашке-то, бедолаге, теперь долго в обход тащиться придется. Понизу-то, из-под холма, и за целый час не дойдет. Ну да бог с ним, со старикашкой, у меня теперь своих забот хватает.
Нет дракона. Хм! Черта с два — нет! Да зачем же тогда ЭТО мне в руки попало, если его нет? Это никогда просто так не появляется, оно всегда возникает тогда, когда городу грозит опасность, когда дракон готов вырваться из своих подземелий. Я ведь это камаргосам только ничего не говорил — не видел, мол, ничего, не слышал ничего.
А сам и видел, и слышал. Позавчера ночью тут такое зарево над западным концом башни полыхало, будто пожар внутри. Не один ведь я видел, весь город об этом только и шепчется. Башня-то как-никак над городом возвышается, отовсюду видна. Конечно, там, может, и вправду пожар был. Хотя, с другой стороны, чему там гореть? И от чего? Сколько лет уж прошло, как башню замуровали, там же все давным-давно истлело, наверное. Нет, дракон это, дело ясно. Пламя свое пускает, на это он мастер. Раньше, помню, на рыночной площади шествие по праздникам устраивали. Чучело дракона волокли, локтей пятнадцати, наверное, в длину, в цепи закованное, а из пасти у него дым валил и пламя даже иногда показывалось. Там внутри мальчишка-подмастерье сидел, он мех небольшой качал да в горн угли подкладывал и траву сырую, чтобы дыма побольше было. Ох и страшенным же мне в детстве тот дракон казался.
А каков же тогда настоящий-то будет? Да если он всего в три раза больше того чучела — и то как с ним справиться? Он же весь в броне, налетит — места мокрого не останется. Видел я Драконово урочище за Горбатым холмом, где он раньше-то жил. Старший брат меня туда как-то сводил. Это как раз перед битвой на Капласе было, с которой он не вернулся. Так там, в урочище этом, до сих пор камни все оплавленные и не растет ничего. А ведь несколько столетий уже прошло с тех пор, как дракона оттуда прогнали. Ох и жуткое же это место! Туда раньше многие ходили, а теперь никто не ходит — камаргосы запретили, посты даже на дорогах там держат. А зачем, спросить бы их?
Да-а, с драконом шутки плохи. Если он вдруг вырвется на волю, то в одночасье город спалит. Камня на камне не оставит. Это уж точно, что бы там камаргосы ни говорили. А ведь вырвется, наверняка вырвется, ЭТО так просто не появляется.
Мне захотелось снова пойти, посмотреть на трещину, но ноги будто приросли к земле. Казалось, попытайся я шагнуть — и не смогу их оторвать от земли, попытайся сделать движение — и тут же рухну. И в коленках дрожь такая противная появилась и слабость, будто целый час в гору карабкался с мешком тяжеленным за плечами.