(Здесь начиналась любимая Марьей и Дарьей часть, и Авдей потому всегда инсценировал свой рассказ.) Итак…
«…Оставшись без отцовского контроля, Явдоксия и Снандулия недоставали из громадных своих сундуков пропахшее нафталином приданое и начали примерять сарафаны, юбки, поневы, кокошники, платки, попутно насмехаясь друг над другом и над Акулиной, лишенной всех этих нарядов. Акулине было дозволено быть лишь безмолвным наблюдателем на демонстрации коллекции славянской моды осенне?летнего сезона да еще застегивать пуговицы и стягивать кушаки на слишком уж располневших талиях сестриц.
— Ах, зело лепотна моя кика?то парчовая! — крутилась у зеркала Явдоксия, так и этак примеряя на голову жутко нелепое сооружение с длинным шлейфом из тафты.
— Полно тебе, у меня кокошник лучше! — горячилась Снандулия. — Речным жемчугом да самоцветными каменьями расшит!
— Уж и жемчуг! Ой, не смеши меня! Знаем мы таковы каменья — стекло битое бутылошное! Одно слово — бужутерия!
— А вот и нет!
— А вот и да!
Поругались сестры и вцепились друг другу в косы, зашипели, как кошки. Еле разняла их Акулина, да за то и поплатилась: принялись сестры над ней смеяться.
— Что рот раззявила, аки кликуша блажная? — напустилась на девушку Явдоксия, хотя Акулина на самом деле была очень красивой и ротик у нее был… как у Даши…»
— Нет, как у меня! — сразу требует справедливости Марья.
— Ты в прошлый раз была Акулиной! — не остается в долгу Дарья и кидает в сестру мишкой.
— Ти?хо! А то дальше не буду рассказывать. Дашка, ну?ка, пей микстуру. Не реви, она сладкая. Так, Марья. Твоя задача: быстро проглотить этот порошок и запить молоком. Молоко холодное? А ты что, горячее любишь? Ну, вот, я так и думал…
— Рассказывай дальше!!! Ну, папочка!
— Ладно.
«… Хитрая Явдоксия загрузила Акулину непосильной работой:
— Ступай, все горницы подмети, квашню поставь, крупы гречневой перебери, кадку под капусту простерилизуй, ой, чаво это я говорю?то!
— Хорошо, сестрица, — только и сказала Акулина и принялась за дела.
Когда Акулина на кухне сортировала крупу и чечевицу, подошла к ней тихонько старая нянька Арина Родионовна, которая от души жалела горемычную девушку.
— На?ка, горемычная, покушай, — сунула она Акулине петушка на палочке. — Совсем сестры?срамницы тебя умучили!
— Спасибо, бабушка. — Акулина?Марина вовсе не любила петушков из жженого сахара, но из вежливости принялась его сосать. — И пошто сестрицы на меня взъедаются…
— Уж больно ты личиком хороша, милая, вот оне и завиствуют, куры рябые, неуклюжие, — растолковывает нянька. — Да и матушка?покойница боле всех тебя любила?баловала. Нонче же только батюшка и заступится. Да еще, — тут нянька понижает голос, — женишок твой жданный?гаданный.
При словах о женихе всякая девушка, даже самая умная, теряет голову. Тем более в сказке. Бедная Акулина так разволновалась, что сунула в мешок с гречкой миску отборного проса.
— Нету у меня жениха, баушка…
— Уж будто! А кто же в светлицу твою летал, светло перышко потерял?
— Ну, мало ли птиц летает. Не февраль месяц, — сказала Акулина, вспомнив о том, что, и правда, недавно вечером возле окна крутилась какая?то невзрачная птица.
— Птиц?то много, милая! А Финист?сокол один. Вот тебе и счастье привалило: возьми, милая, вот оно, перышко Финиста — Ясна сокола, жениха твоего нареченного, супруга навечного.
Акулина взяла в руки перо, слегка испачканное присохшим кое?где пометом. Ничего особенного и волшебного в нем пока не наблюдалось…
— А я батюшку просила с ярмарки привезти, — растерянно протянула она и принялась отколупывать с пера присохшие сероватые комочки. — У вас?то оно откуда?
— Схоронила тайно, как он прилетал да о ставни твоей светлицы заполночь бился?колотился… Бери да спрячь. Как луна?то в силу полную войдет, ты его и призови снова.
— Ну хорошо, — сказала Акулина и спрятала перо.
А вечером Козьма Скоробогатый вернулся с ярмарки, хорошо нагрузившийся заморскими товарами и отечественной брагой. Явдоксия и Снандулия с визгами восторга приветствовали тяжеленные отрезы панбархата неприглядной для глаз расцветки, примеряли повязки из парчи и серьги из самоцветных каменьев…
— А тебе, дочь меньшая, любезная, привез я просимое. Тыщу рублей отдал! — с этими словами купец полез за пазуху и вытащил расшитый платок…
Да, это было еще одно перо. Только совсем непохожее на то, что сунула в руки Акулины Арина Родионовна. Перо блестело как древнее благородное золото, было тяжелым и прохладным на ощупь. Даже сестры притихли, глядя из?под своих бархатных завалов на это сокровище.
— Это и есть перышко Финиста — Ясна сокола? — тихо спросила Акулина.
— Оно самое, не сумлевайся. У меня вот и грамотка к нему есть. Доказуется там, что перо сие не подделка рук человеческих, а истинно редкостной птицею изроненное.
В грамотке глаголицей написано было следующее:
«Сертификатъ качества.
Сия грамота подтверждаеть, что рекомое перо есть истинно перо Финиста — Ясна сокола и содержит в себе:
злата — 0,6 ф.
серебра — 1,1 ф.
сплаву ювелирнаго — 6,9 ф.
каменьевъ самоцветныхъ — 0.
Проба пера 583.
Грамоту составилъ, подписалъ ювелирныхъ делъ мастеръ Ицхакъ бенъ Звономудъ».