Мужики из ближайшей, километрах в пятнадцати деревни сначала приняли было этого обходчика за лешего: сколь лет?то прошло, как помер последний обходчик забытого разъезда, и никого на эту завалящую должность не присылали, а тут- на тебе! Не беглый ли это бандит или бизнесмен, которого достал рэкет, что, в принципе, одно и то же?! Но все быстро разъяснилось. Новый обходчик представил положенные документы, а к документам — четвертную бутыль трижды профильтрованного сквозь древесный уголь самогона и кой?какую немудрящую холостяцкую закусь. Обходчика признали за своего и звали в гости — в деревню.
Но в деревне, на людях мужчина старался не показываться. Пару раз в месяц зайдет в покосившийся сельмаг, наберет полную авоську консервов «Завтрак туриста», соли, спичек, сахару, макарон и даже не глянет лишний раз в сторону томно вздыхающей по крепким мужским объятиям продавщицы?вековухи.
Питался мужик в основном плодами рук своих. Перекопал и удобрил возле избы пару соток, насажал картофеля, репы и морковки, а потом и вовсе приволок откуда?то козу — тощую, клочкастую, с противным хриплым голосом и таким же противным характером. Однако молоко коза давала исправно. Звали козу Настькой. Самой же главной своей гордостью, можно даже сказать, страстью этот человек почитал разведение капусты.
Поначалу, как узнали в деревне, что выписал через почту мужик семена сортовой капусты, принялись посмеиваться: сбрендил без бабьего присмотру, вот и чудит. Однако обходчик принялся за дело с умом, кропотливо и без особой спешки. И скоро на ровных делянках, отмеченных березовыми колышками, росла?кудрявилась не только известная всему народу простушка?белокочанная, но и редкие для глухих этих мест цветная, савойская, пекинская, брюссельская, мудреная кольраби.
На это диво даже специально приходили поглядеть деревенские бабы, любовались и разнообразной капустой, и хозяйственным мужиком (не чета своим?то алкашам!), просили рассаду и совета, как лучше сажать.
Мужик рассаду давал безропотно, но почему?то на деревенских огородах она не приживалась, сколь ни бились огородницы, стремясь догнать и перегнать лесного капустознатца: то ударяли заморозки, то обгрызали капустные листики прожорливая тля да мушка, от которых не спасали ни дуст, ни хлорофос… И оставались бабы не при делах, тогда как обходчик снимал по осени колоссальный урожай и отвозил его в райцентр, где была школа?интернат для слабоумных детей…
Одним словом, жизнь обходчик вел тихую, незаметную, никому дорогу не переходил, дело свое делал исправно, на скудость зарплаты и жилья не жаловался. Вскоре в деревне его стали считать за блаженного и даже беглого монаха и иногда переживали: как он там один, без бабы управляется? Особенно зимой, когда рыщут по лесу наглые голодные волки и сверкают свинцовыми глазками…
Иногда, особливо в грибную либо охотничью пору, навещали обходчика мужики, чтоб узнать — здоров ли Петрович, не задрал ли его еще какой?нибудь медведь?шатун, не одолела ли его болотная лихоманка… Петрович, однако, к приходу мужиков всегда бывал в норме, гостям особо не радовался, но и с порога не гнал. Доставал припасенную четвертину, потчевал квашеной капустой, моченой брусникой, жареной зайчатинкой, картошкой с грибами.
Доставал припасенную четвертину, потчевал квашеной капустой, моченой брусникой, жареной зайчатинкой, картошкой с грибами.. Сам, правда, не пил, только усы мочил для вида и компании. И слушал, что балагурят подвыпившие мужики про мировую политику да про народную бедность, да про беспутство бабье…
— Петрович! — подступались иной раз мужики. — Что ты инда бирюк — о себе ни слова не вымолвишь. Кем ты был да где работал, покуда к нам не попал?
Но обходчик умело обращал такие вопросы в шутку, подливал мужикам самогону, а потом заботливо клал их в сенях избы — проспаться. Наутро мужики, опохмелясь, уходили по грибы, Петрович доил козу или копался в огороде, и жизнь шла своим чередом.
… Хорошо, что не приходили мужики к Петровичу в те колдовские ночи, когда полная луна набирала свою силу и заливала мертвенным, серебряным светом притихший лес. В такие ночи обходчик напивался вусмерть, брал лопату либо грабли и, выйдя на засиневевший под луной двор, принимался вытворять такие приемы, какие только в кино показывают про всяких каратистов и стивенов сигалов… Напрыгавшись и намахавшись, обходчик выгонял лопатой свою козу из загончика, и, когда та, истошно блея, принималась нарезать круги по двору, Петрович, страшно выпучив остекленелые глаза, потрясал лопатой и кричал:
— Я тебя порешу?таки, Анастасия, ведьма проклятая!
К утру Петрович трезвел, обливался ледяной водой из выкопанного им колодца и шел в избу спать. Измученная коза отлеживалась меж капустных грядок и сопела, как проколотый футбольный мяч. Кругом воцарялась ненарушаемая благостная тишина.
И эта тишина лечила засыпающего полковника Кирпичного от ночного буйства и от всех прошлых ужасов, которые пришлось ему пережить. Полковник Кирпичный спал, и снилось ему, как капустные кочаны превращаются в пухлых белых бабочек и радостно кружатся над кудрявыми верхушками елок и лип… Дрон Петрович улыбался во сне, и не было ему больше никакого дела ни до ведьм, ни до того, чем эти ведьмы занимаются.