что вскрытые вены.
(Черное
тонет в багряном.)
И в золоте слез
расплываются стены.
(И золото
тонет в багряном.)
Ф. Г. Лорка
НИ ТАМ, НИ ЗДЕСЬ
Чертов туман вцепился в Бакса ледяными пальцами, пропитав его насквозь, вытравив все ощущения, все чувства, кроме одного.
Кроме злости.
Вот на ней Бакс и шел. На последних крохах, на остатке — шел, раздвигая руками сырость белесых прядей, которые постепенно наливались томительной чернотой, сгущались, сплетались глухой мглой вокруг упрямой человеческой фигурки.
Наконец даже злости на осталось.
Ничего не осталось.
Совсем.
…первым родился слух.
Кто-то плакал в ночи; безутешно всхлипывая, шмыгая невидимым носом, захлебываясь горем и горечью слез. Бакс прислушался — и мгновенный пронзительный визг бритвой полоснул по барабанным перепонкам, на него наслоился угрюмый хор басов, бубнящих монотонно-однообразную молитву, а визг прерывался. чтобы начаться снова, и над царящей какофонией ударили литавры грома, и тишина, и вновь плач, визг, и вновь, опять, снова…
Бакс понял, что кричит.
В полной тишине.
…вторым было осязание.
Липкая и влажная ладонь погладила его по щеке и исчезла. Бакс отмахнулся вслепую — и руку обожгло огнем, а откуда-то сверху хлынул водопад, и кожа слезла с плоти, оставив нервы открытыми, и плетеный бич опоясал туловище, а воздух стал ватой, забиваясь в ноздри; горячо, холодно, мокро, больно…
Бакс упал на колени.
Встал.
И шагнул к крохотному огоньку, замаячившему впереди.
…зрение. Третье чувство.
Блуждающий огонек вспыхнул, разрастаясь багряным полотнищем, его разрубила ослепительно-синяя стальная полоса, а вокруг простиралась заснеженная равнина, белая- белая, как ряса Страничника; и в хрустальных многогранниках тысячи люстр дробились радужные сполохи, а небо играло бирюзой и сапфиром, и оранжевые языки молний лизали непроглядную тьму, черный мрак…
Мрак.
И зажмуренные глаза, дрожащие от напряжения веки; и световые кольца в пульсирующем сознании.
Мрак.
Тишина.
Застывшее желе воздуха.
И пауза.
Долгая-долгая пауза.
И краткий миг, когда два оставшихся чувства включились одновременно.
…смрад погребального костра и кислый лимон на языке, аромат сандала, горечь древесной коры, запах бензина, приторная сладость инжира, металлический привкус, вонь помойки, благоухание лилий, трехлетнее красное, горчица, нашатырь.
..
Кулаки никак не хотели разжиматься, закоченев в судорожном усилии.
В темноте Переплета, не имеющей вкуса, цвета, запаха; в темноте Переплета, не имеющего ничего, кто-то визгливо хихикал.
Пока не смолк.
Бакс несколько раз напряг и расслабил все мышцы, проверяя тело на подчинение, и сплюнул себе под ноги.
Слюна ударилась о землю с грохотом горного обвала.
Эхо.
Тишина.
…Бакс побежал, выставив перед собой негнущиеся руки. Ноги гнулись ненамного лучше.
Какая-то отдаленная часть его мозга — Бакс смутно подозревал, что именно там, как нож в ране, застрял осколок Дара Вилиссы — твердила ему, что Переплет сейчас не такой, как обычно, не набравший полной силы или на мгновение утративший изрядную ее долю, иначе…
Бакс представил себе последствия этого «иначе» и прибавил ходу.
Он бежал, а вокруг возникали и разрушались дворцы, лил проливной ливень и полыхала жаром полуденная пустыня, ревели толпы на площадях и стонали от любви женщины со змеиными глазами…
Он бежал; он рубился в первых рядах панцирной пехоты, мерно взмахивая прямым тяжелым мечом; он умирал на плахе под дубиной раскосого палача с лицом доверчивого идиота; он слышал хруст собственных костей и шепот гурий неведомого рая, истосковавшихся по неуемной мужской силе; он…
— Вилисса! — вскрикнул у него в голове невидимый и бесплотный Талька. — Вилисса, я нашел его, только слышу слабо. Дядя Бакс, миленький, папе плохо, ему тело нужно, настоящее тело, а она говорит, что без тебя никак!.. Баксик, пожалуйста, не пропадай, держись за меня…
Он бежал.
Бежал сквозь сотни своих непрожитых жизней, сквозь смерть, любовь и боль, сквозь миражи Переплета; бежал и кричал сорванным голосом:
— Талька-а-а! Я зде-е-есь! Я уже иду!.. Скажи Энджи, что я уже…
Плечом Бакс больно врезался в дерево, потом в другое, даже не успев понять, что больше не просачивается через предметы, что он — настоящий; дальше он сшиб что-то живое, хрипло вскрикнувшее при столкновении — и замолотил кулаками наугад, куда попало, чувствуя жжение в разбитой губе, кровь, текущую из носа…
…два сцепившихся тела катились по земле, и Переплет вокруг них незаметно светлел.
Это было тогда, когда Анджей вышел из Пяти Углов, пнув дымящуюся плошку — но разве в этом дело…
* * *
…Бакс закряхтел и с трудом сел, опасливо трогая себя за распухший нос. В пяти шагах от Бакса струился бледный туман.
Переплет. С другой стороны.
Худой человек напротив Бакса зашевелился, охая и ругаясь, приподнялся на локте и уставился на Бакса левым глазом.
Правый был изрядно подбит и заплывал синей опухолью.
— Ты чего? — обалдело спросил человек и закашлялся.
— Я? Я ничего… — машинально ответил Бакс. — А ты чего?
— Я? И я ничего…
Человек расхохотался, смешно морщась и похрюкивая от колотья в боку.
— Выпить хочешь? — отсмеявшись, спросил человек.