— Господи, кто бы принял решение вместо меня! — с силой стукнулся лбом о деревяшку князь Сакульский. — Если ошибусь, меня сотни поколений проклинать станут. И то, если после моей ошибки они уцелеют. Поворачивать рати, не поворачивать? Что важнее для будущего, Казань или Русь? Забыть про татарскую столицу — и через тридцать лет ханство примет участие в истреблении русского народа. Пожертвовать неприкрытыми землями — это будут многие тысяч жертв прямо сейчас.
Спрашивать было некого. Искать ответ надлежало самому.
— А если посмотреть с другой стороны? — уселся на подоконник Андрей. — Поворачивать рати — значит потерять Казань. Трогать наступающие войска нельзя. Что остается в моих руках при таком раскладе?
Ответ напрашивался сам собой: избранная тысяча. Самые доверенные и храбрые бояре, выбранные государем… Или дьяком Кошкиным — все равно. Службу несут при государе, телохранители. Значит, должны быть всегда во всеоружии и в броне — мало ли вдруг царю опасность грозит? Земли все бояре округ Москвы имеют. Значит, если что нужное в обозе и отправили — быстро смогут замену из имения подвезти.
Правда, тысячи слишком мало против тридцати-сорока тысяч татар… Но Зверев тоже в росписи одним числился, ан в поход тридцать крепких ребят с собой привел. За каждым боярином десять-двадцать холопов — и это уже получатся полнокровные пятнадцать тысяч. Не сорок — но сила вполне реальная.
— Еремей! — закричал вниз Андрей. — Ярыга, ты где? Коня седлай срочно! Время горит…
Торопился он зря. В великокняжеский дворец его не пустили. Государь перед дальним походом решил навестить супругу — а женская половина в царском доме, что сейф в швейцарском банке. Не докричишься, не дозовешься. Отца родного к жене не впустят, не то что постороннего просителя. Побродив под стенами, князь Сакульский махнул рукой и вернулся обратно к себе.
* * *
Сбор был назначен возле белокаменного Новодевичьего монастыря, державшего под прицелом своих пушек броды через Москву-реку. Место, удобное для всех опричников. Рядом со столицей — для горожан близко. На перекрестье дорог — хорошо тем, кто напоследок решил в поместье заскочить. Для государя важно, что перед дальней дорогой он в Смоленском соборе смог службу отстоять. Да и вообще символично: начинать путь на Казань от памятника, воздвигнутого в честь возвращения Смоленска в лоно России.
Своих холопов Зверев одел в броню — пусть привыкают к тяжести на плечах. Чтобы, как до сечи дойдет, кольчуги и колонтари второй кожей казались. Да и сам не поленился, на стеганый поддоспешник, набитый конским волосом пополам с ватой, накинул тяжелый трехслойный бахтерец суздальской работы. Дорогая штука — зато и пулю, и рубящие удары по груди удержит. Пахом ему еще и куяк приготовил — овчинную жилетку с нашитой на нее стальной чешуей, — но это был уже явный перебор. Сваришься от жары. Хорошо, хоть пасмурно пока.
К удовольствию Зверева, его примеру последовали очень многие бояре, и собравшаяся на утоптанном берегу Москвы рать сверкала железом, словно собиралась на какой-то праздник. Обозов при рати не имелось. Как, кстати, и у самого князя Сакульского. Приказ отправить съестные припасы на ладьях, а все прочие — обозом Пахом получил уже через день после того, как его отдал Адашеву государь. С чем с чем, а с делопроизводством у дьяка Алексея Федоровича дело было поставлено отлично. В итоге пищали, порох и пули, запас стрел, подменные рогатины, запасная броня и кое-что из оружия — все это укатилось на повозках куда-то на восток под приглядом троих холопов, чтобы встретить своих владельцев в Свияжске. При дружине осталось по одной рогатине и одному щиту у каждого да два лука и два колчана стрел на всех — у Андрея и дядьки. Этого могло хватить только на одну серьезную стычку — не более того.
Зато с числом избранной тысячи Зверев угадал почти в десятку. Судя по числу лошадей, заполонивших все монастырское предполье, бояр, детей боярских и холопов было никак не менее пятнадцати тысяч. По три скакуна на каждого — как раз около пятидесяти тысяч голов в табуне за бродом и получилось. Плюс-минус тысяч пять — точнее князь определить не смог.
В Смоленском соборе зазвучали колокола, и бояре потянулись к воротам монастыря. Через несколько минут вышли священники в золотых одеяниях. Первый нес икону, еще четверо — подсвечники со скрученными по три свечами. Крестный ход проследовал полукругом перед боярами, повернулся к воротам. Оттуда вышел Иоанн — тоже в бахтерце, но с наведенными золотом пластинами, с алым плащом за плечами. Чуть позади вышагивал в вороненой броне высокий и широкоплечий князь Афанасий Вяземский. Таким его помнил Зверев после первой их встречи — как помнил царя маленьким испуганным мальчишкой. Однако сейчас князь с удивлением заметил, что Иоанн-то и Афанасий Иванович — одного роста! Когда же это правитель так вымахать успел? И как Андрей этого до сих пор не замечал? Из предубеждения, что ли?
— Правда, в плечах он раза в полтора уже будет, — все же уточнил для себя Зверев.
Государь поцеловал поднесенную икону, после чего решительно надел остроконечную ерихонку и что-то произнес, взмахнув рукой. Бояре побежали в разные стороны.