— И это — твое лучшее качество, — одобрительно заметил шеф.
Вскоре я с жадностью впился зубами в здоровенный кусок еще теплого пирога. Его божественный аромат свидетельствовал, что мадам Жижинда благополучно пережила эпидемию. Пожалуй, эта новость относилась к числу тех, которые должны были помочь мне наконец-то оценить тот странный факт, что я сам все еще жив…
— Кстати, очень может быть, что вы зря меня кормите: Махи считает, что от моего хваленого могущества ничего не осталось, — с набитым ртом сообщил я.
— Да я и сам вижу, — пожал плечами Джуффин. — На твоем месте я бы не слишком этому радовался: через дюжину дней ты будешь в такой хорошей форме, что никому мало не покажется!
— Всего через дюжину дней? — удивился я.
— А Махи говорил…
— Считай, что он просто тебя припугнул, чтобы в будущем ты был осторожнее, — усмехнулся Джуффин. — Бедняга почему-то решил, будто тебя это проймет, — вот уж не ожидал от него такой наивности!
— Наверное, дело в том, что он не так уж долго имел со мной дело.
Я и сам не заметил, как начал улыбаться.
— Наверное! — согласился Джуффин.
Он поднялся с кресла, обстоятельно потянулся до хруста в суставах и вопросительно посмотрел на меня.
— Хочешь еще немного посидеть на моей шее, сэр Вершитель? Я вполне могу позволить тебе немного поспать на коврике у входа в мой дом.
— Это здорово, — обрадовался я. — Я просплю там трое суток, а потом проснусь и попробую поверить, что попал в Ехо всего пару часов назад…
— Только не очень увлекайся, — рассмеялся шеф. — Сэр Лонли-Локли не переживет, если завтра выяснится, что ты понятия не имеешь, кто он такой…
— Главное, чтобы в Кодексе Хрембера не было статьи о наказании за утрату способности узнавать сэра Лонли-Локли. А то моя новая жизнь в этом прекрасном Мире начнется с отсидки в Холоми. — Я отчаянно зевнул и спросил: — Ну, где он, этот ваш коврик?
— У входа, — невозмутимо напомнил Джуффин. — Правда, туда еще нужно доехать.
По дороге я целеустремленно клевал носом, а оказавшись в хорошо знакомой спальне на первом этаже огромного особняка, отрубился как миленький, даже не успев поздороваться с Хуфом. Песик заблаговременно устроил засаду на моей подушке — судя по всему, он был ясновидящим!
Я так и не выполнил свою угрозу проспать трое суток, но сделал все, что мог: честно дрых почти до заката.
Когда я наконец-то проснулся, в спальне было почти темно: холодные лучи заходящего солнца не могли пробиться сквозь густую листву вечнозеленых деревьев под окном.
«Ну наконец-то свершилось!» — Джуффин прислал мне зов столь оперативно, словно подглядывал в замочную скважину. «Приводи себя в порядок и приезжай в Дом у Моста, — велел он. — Тут уже полно желающих ощупать твое бренное тело. Не знаю уж почему, но ребятам кажется, что они испытают неземное наслаждение от прикосновения к твоим священным мощам!»
«А что, глядишь — действительно испытают! — согласился я. — Ладно, я сейчас умоюсь и приеду… Только имейте в виду: меня опять надо будет кормить».
«Вчера кормить, сегодня опять кормить… Все-таки ты жуткий зануда!»
Через полчаса я открыл тяжелую дверь, ведущую на нашу половину Дома у Моста. Оказалось, что этот незамысловатый факт вполне способен осчастливить как минимум шесть человек. Означенные счастливые люди решили, что меня необходимо заключить в дружеские объятия. Надо сказать, они проделывали это не просто с энтузиазмом, но с некоторым остервенением. Джуффин не принимал участия в ритуальных издевательствах над моим телом, но и на помощь не спешил. Он созерцал эти зверства сидя в своем кресле. Кажется, это зрелище нравилось ему почти так же, как мультфильмы про Тома и Джерри…
Через несколько дней я с удивлением понял, что отсутствие Теххи не превратило мою жизнь в ад. Моя боль оставалась при мне, конечно. Мне не раз хотелось завыть, уставившись на зеленоватый ломоть ущербной луны, размозжить собственную башку о первую попавшуюся стену, вспороть себе брюхо, чтобы телесная мука хоть на миг заглушила душевную… Но, по счастью, между мной и рехнувшимся от одиночества беднягой Максом возник призрачный, но непроницаемый барьер.
Моя боль оставалась при мне, конечно. Мне не раз хотелось завыть, уставившись на зеленоватый ломоть ущербной луны, размозжить собственную башку о первую попавшуюся стену, вспороть себе брюхо, чтобы телесная мука хоть на миг заглушила душевную… Но, по счастью, между мной и рехнувшимся от одиночества беднягой Максом возник призрачный, но непроницаемый барьер. Каким-то образом у меня хватало отрешенности, чтобы ни на минуту не забывать, что его боль не имеет ко мне никакого отношения. Ну, скажем так: почти никакого.
Лойсо был прав: наверное, я действительно могу обходиться без чего угодно. И без кого угодно, если уж на то пошло!
В первое время я жил у Джуффина, который нянчился со мною, как опытный психиатр. Но однажды обнаружил, что вполне способен уснуть в своих «царских покоях» — просторной спальне на третьем этаже Мохнатого Дома. Мои котята обрадовались этой перемене: во всяком случае, они тут же завели себе привычку забираться в мою постель. От их мурлыканья сотрясались стены, а моя боль уходила куда-то далеко — так далеко, что я не обнаруживал ее в своих сновидениях, и это было лучше, чем ничего…