— Да в общем-то не произошло ничего особенного. Лучше расскажи, что за карусель устроил ты сам? Сколько я ни билась, пытаясь это понять, так и не смогла.
— Да так, ничего особенного, — с невозмутимым видом ответил я и, подставив морду лучам солнца и крепко зажмурившись, сладко потянулся. Раздражение Ди, казалось, можно было пощупать — так ей не хотелось участвовать в равноценном обмене. Но, поскрипев для острастки клыками (стращать предполагалось меня любимого, который в это время преспокойно и нагло отогревался на солнышке), она пришла к выводу, что рассказать мне про свои похождения все-таки придется.
— Я же сказала, ничего особенного. Магов ты, судя по всему, всех стянул на себя, а мне достались жрецы. Ррыт их знает, как сразу четверо неслабых иерархов забрели в Итлим. Может быть, планировали идти дальше, но задержались здесь, язви мохаррин их мать… — Пару мгновений Ди, плотно прикрыв глаза, что-то бормотала себе под нос, но затем продолжила, не иначе как заметив, что я уже успел известись от нетерпения: — Да кроме того, тут под казармами, где-то глубоко, хранился местный артефакт. Ох и чашка же, я тебе скажу. Старше Зарана раз в пять. И явно с таким содержимым… Все прелести совокупного удара Света я на себе испытать, хвала Темному, не успела, но чего мне это стоило! Как видишь, тут почти ничего не осталось.
Все верно, только это в основном из-за меня. Мне пришлось открывать Прорыв.
Я покосился на свою спутницу. Нет, то есть тот факт, что она жива, меня совершенно не удивлял, иначе я бы слишком легко от нее избавился. А вот ее состояние (неоправданно бодрое, на мой взгляд) казалось мне несколько странным. Да после Прорыва (жаль, что не затянуло туда, жаль…) она должна два дня пластом лежать, а тут бегает…
— Что лыбишься? — Все-таки глазастая она, зараза. — Думаешь, что я сейчас не должна даже на ноги подниматься? Верно, в общем-то, думаешь. Хожу я, конечно, сносно, а вот колдовать что-нибудь в ближайшую седмицу вряд ли смогу. Но ты не бойся. Если мне что-нибудь не понравится — я тебя и без волшбы достану.
На моей морде появилось кислое выражение, которое грозило к ней прирасти. Самое неприятное — она была права, в чем я не раз имел случай убедиться. Нет, она не выйдет против меня в открытом бою. Она просто не даст мне до него добраться. Хоть теми же болтами, от которых я, в моем нынешнем состоянии, навряд ли увернусь. Или просто подсыплет в еду толченой чистовой травки. От которой, гм, много чего открывается. И сражаться мешает, потому как нужник за собой в бою таскать несподручно.
Памятуя о нашем негласном уговоре, теперь рассказывать начал я. Вернее, «начал рассказывать» сильно звучит — сначала мне потребовалось выразительно возвести очи горе, знаменуя тем самым начало глубокого мыслительного процесса. Что же я там такое учинил-то? Как с похмелюги, ничего не помню. Ан нет, что-то все же помню…
Све-э-эт. Как же трудно вылавливать обрывки каких-то картинок прошлого, да еще и потом стараться их составить вместе! Надо бы взять на заметку и как-нибудь устроить нечто подобное Ди. А пока у меня болела голова. Сильно болела. Потому что я таки вспомнил, что же произошло там, в усадьбе терроманта.
Не хотелось, конечно, признавать, но спасся я только и исключительно благодаря тому подарочку, который буквально накануне сделал мне Учитель. Именно он, когда я закрыл глаза, появился у меня перед внутренним взором, самым наглым образом нарушая все сосредоточение для обстоятельной отходной молитвы. В этот момент я был готов его убить, что, впрочем, отвечало его цели завладеть моим вниманием. А дальше началась самая натуральная карусель, о которой меня спросила Ди.
Мне показали заклятие, от которого все волосы на моей голове немедленно встали дыбом. В основном из-за того, что я, на свою беду, представлял, что мне предстоит сделать (сомнений в том, что предстоит, у меня не было никаких — ведь это был хоть какой-то шанс!). Вызов Ледяного голема однозначно относился к разряду высших заклинаний. Чуть послабее Молота Тьмы, но не сильно. И тут мне, простому (гм?) воину без особых магических способностей, предлагается за (сколько там? О, превосходно, две полные секунды!) ничтожно малый промежуток времени его состряпать. У меня успела возникнуть мысль о том, что при раздаче подарков Учителю было бы неплохо соотносить их возможности с возможностями одаряемых. Возникнув, она успела молниеносно погаснуть, потому как лапы уже рванулись творить, я даже не успел сообразить, что они, собственно, делают.
Положение существенно облегчалось тем, что под моими лапами хлюпала здоровенная лужа крови — как известно, призывать всегда удобнее при жертвоприношениях. Оставалось надеяться, что моих невеликих силенок хватит, чтобы удержать появившуюся из небытия жуткую тварь в узде достаточно долго. Но основательно подумать над следствиями моего, возможно, опрометчивого поступка мне не удалось, потому как я уже воткнул лезвие протазана в центр лужи у себя под ногами (как чувствовал, что поможет!) и наспех кинул плетение заклятия.
Ощущения были примерно похожи на то, что я испытал, получив в грудь молнию.
Ощущения были примерно похожи на то, что я испытал, получив в грудь молнию. Не из приятных, но зато незабываемые. Меня словно вывернуло наизнанку, хорошенько встряхнуло, а затем вернуло в прежнее состояние. Кровь под моими лапами, вскипев, мгновенно испарилась, взметнув в воздух клубы пара, которые, словно подхватив меня со всех сторон, начали медленно поднимать вашего покорного слугу в воздух. Эльфы, почуяв неладное, пустили стрелы. Здесь не было прославленных аэтерос, [48] «рассылающих стрелы веерами», но хороший лучник обязан держать в воздухе восемь стрел, и ушастые отрабатывали свой хлеб сполна. Другое дело, что для них все было уже кончено. Ибо воздух вокруг меня стал резко охлаждаться и густеть. Кровяной пар обернулся своей обратной стороной.