— Вы старшая? Самая большая?
— Да.
— Давно ли скончалась ваша матушка?
— Не знаю… давно.
— Ходили вы когда-нибудь в школу?
— Читать и писать умею не хуже папаши.
Мэйелла разговаривала прямо как мистер Джингл в книжке, которую я когда-то читала.
— Долго ли вы ходили в школу?
— Две зимы… а может, три… сама не знаю.
Медленно, по верно я стала понимать, к чему клонит Аттикус: задавая вопросы, которые мистер Джилмер не мог счесть настолько несущественными и не относящимися к делу, чтобы протестовать, он понемногу наглядно показал присяжным, что за жизнь была в доме Юэлов. Вот что узнали присяжные: на пособие семьи всё равно не прокормиться, да скорее всего папаша его просто пропивает… иной раз он по нескольку дней пропадает где-то на болоте и возвращается хмельной; вообще-то холода бывают не часто, можно и разутыми бегать, а уж если захолодает, из обрезков старой автомобильной шины можно смастерить шикарную обувку; воду в дом носят вёдрами из ручья, который бежит сбоку свалки… у самого дома мусор не кидают… ну, а насчёт чистоты, так это каждый сам для себя старается: хочешь помыться — притащи воды; меньшие ребятишки из простуды не вылезают, и у всех у них чесотка; была одна леди, она всё приходила и спрашивала, почему, мол, больше не ходишь в школу, и записывала, что ответишь; так ведь двое в доме умеют читать и писать, на что ещё и остальным учиться… они папаше и дома нужны.
— Мисс Мэйелла, — словно против воли сказал Аттикус, — у такой молодой девушки, как вы, наверно, есть друзья и подруги. С кем вы дружите?
Свидетельница в недоумении нахмурила брови.
— Дружу?
— Ну да. Разве вы не встречаетесь со своими сверстниками или с кем-нибудь немного постарше или помоложе? Есть у вас знакомые юноши и девушки? Самые обыкновенные друзья?
До сих пор Мэйелла отвечала недружелюбно, но спокойно, а тут вдруг снова разозлилась.
— Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер Финч?
Аттикус счёл это достаточно ясным ответом на свой вопрос.
— Вы любите своего отца, мисс Мэйелла? — спросил он затем.
— То есть как это — люблю?
— Я хочу сказать — он добрый, вам легко с ним ладить?
— Да он ничего, покладистый, вот только когда…
— Когда — что?
Мэйелла перевела взгляд на своего отца — он всё время сидел, откачнувшись на стуле, так что стул спинкой опирался на барьер. А теперь он выпрямился и ждал, что она ответит.
— Когда ничего, — сказала Мэйелла. — Я ж говорю, он покладистый.
Мистер Юэл опять откачнулся на стуле.
— Только тогда не очень покладистый, когда выпьет? — спросил Аттикус так мягко, что Мэйелла кивнула.
— Он когда-нибудь преследовал вас?
— Чего это?
— Когда он бывал… сердитый, он вас никогда не бил?
Мэйелла поглядела по сторонам, потом вниз, на секретаря суда, потом подняла глаза на судью.
— Отвечайте на вопрос, мисс Мэйелла, — сказал судья Тейлор.
— Да он меня отродясь и пальцем не тронул, — решительно заявила Мэйелла. — Даже и не дотронулся.
Очки Аттикуса сползли на кончик носа, он их поправил.
— Мы с вами приятно побеседовали, мисс Мэйелла, а теперь, я думаю, пора перейти к делу. Вы сказали, что просили Тома Робинсона расколоть… что расколоть?
— Гардароб, такой старый комод, у него сбоку ящики.
— Том Робинсон был вам хорошо знаком?
— Чего это?
— Я говорю: вы знали, кто он такой, где он живёт?
Мэйелла кивнула.
— Кто он — знала, он мимо дома всякий день ходил.
— И тогда вы в первый раз попросили его зайти к вам во двор?
От этого вопроса Мэйелла даже немножко подскочила. Аттикус опять пропутешествовал к окну, он всё время так делал: задаст вопрос, отойдёт, выглянет в окно и стоит, ждёт ответа. Он не видал, как она подскочила, но, кажется, догадался. Обернулся к ней и поднял брови. И опять начал:
— И тогда…
— Да, в первый раз.
— А до этого вы никогда не просили его войти во двор?
Теперь он уже не застал Мэйеллу врасплох.
— Ясно, не просила, никогда не просила.
— Довольно ответить и один раз, — спокойно заметил Аттикус. — И вы никогда не поручали ему никакой случайной работы?
— Может, и поручала, — снисходительно ответила Мэйелла. — Мало ли кругом черномазых!
— Не припомните ли ещё какой-нибудь такой случай?
— Нет.
— Ну хорошо, перейдём к тому, что произошло в тот вечер. Вы сказали, что, когда вы вошли в комнату и обернулись, Том Робинсон стоял позади вас — так?
— Да.
— И вы сказали, что он схватил вас за горло, и начал ругаться, и говорить гадости — так?
— Так.
Вдруг оказалось, что память у Аттикуса совсем не плохая.
— Вы сказали: он схватил меня, и придушил, и одолел — так?
— Так и сказала.
— И вы помните, что он бил вас по лицу?
Свидетельница замялась.
— Вы как будто хорошо помните, что он вас душил.
— Ну хорошо, перейдём к тому, что произошло в тот вечер. Вы сказали, что, когда вы вошли в комнату и обернулись, Том Робинсон стоял позади вас — так?
— Да.
— И вы сказали, что он схватил вас за горло, и начал ругаться, и говорить гадости — так?
— Так.
Вдруг оказалось, что память у Аттикуса совсем не плохая.
— Вы сказали: он схватил меня, и придушил, и одолел — так?
— Так и сказала.
— И вы помните, что он бил вас по лицу?
Свидетельница замялась.
— Вы как будто хорошо помните, что он вас душил. И вы всё время отбивались, не так ли? Вы «брыкались и орали во всю мочь». А помните вы, как он бил вас по лицу?