— Ты покойник, — бросил напоследок Проскурин. — Можешь заказать себе венок на могилу.
— Не стройте из себя второсортного крестного отца, — посоветовал я. — Вам это не к лицу, — и, засмеявшись, добавил: — Вы же советский офицер.
Генерал-полковник сердито газанул, разворачивая неуклюжий ЗИС на маленьком пяточке.
Я же, не оглядываясь, устремился к нужному дому. Пятый этаж, квартира двадцать семь. Действовать быстро, на максимальных оборотах. Чтобы этот выдумщик не успел состряпать очередной фокус. Да-а, довели тебя, Игл: не человек — машина смерти.
Я с разбегу высадил хлипкий замок, проскочил махом прихожую, но когда впереди показался свет, что-то вдруг больно ударило меня по ногам чуть ниже колен.
Неумолима сила инерции. Я совершенно бездарно растянулся на полу. Автомат вылетел из рук; чуть подсохшие раны на ладонях раскрылись. А когда я услышал над собой жизнерадостный смех, то понял с чувством полной опустошенности: кажется, все, последняя твоя карта бита.
Я медленно встал.
Наверное, существует в мире нечто, называемое ясновидением. Я попал в ту самую комнату, которую видел в моменты паники и во сне: неухоженная, пыльная, без мебели, словно хозяева выехали отсюда давно, и никто больше не пожелал ее заселить.
На полу здесь кое-где валялись скомканные бумажки, а у стены напротив меня стоял одинокий предмет мебели, старенький и простенький письменный стол. Я увидел и узнал угол правее стола: пыльный, со сгустившейся там тенью, и как будто действительно была там натянута паутинка, а над ней чернел точкой на потертых обоях паучок. И главное — фигуры горкой лежали там, шахматные фигуры: черные и белые, как в моем сне, заброшенные туда Геростратом.
Сам он восседал за столом, и перед ним была шахматная доска, а рядом — телефонный аппарат сложной конструкции, изящный образчик передовых японских технологий.
И тут же я понял, что есть все-таки отличие: второй двери с надписью «ARTEMIDA» в комнате не было: за спиной Герострата я увидел глухую стену.
— Да, Боренька, — с язвительной ноткой в голосе начал Герострат, — не ожидал я от тебя. Попасться на такую элементарную уловку.
Я обернулся, чтобы взглянуть, что имеется в виду. Поперек дверного проема на уровне колен оказалась натянута стальная проволока. Куда уж элементарнее.
Я, прикидывая, посмотрел в сторону автомата.
— И не думай даже об этом, — в руках Герострата появился пистолет. — Я не промахнусь: был в армии как-никак отличником боевой и политической подготовки.
— Политической — особенно ценно, — вставил я из соображения хоть что-нибудь сказать.
— А все ж вышел ты на меня, — похвалил Герострат. — Молодец. Поздравляю. Не расскажешь, как это у тебя получилось?
— Где Елена?
— А ее здесь никогда и не было. Еще одна, дорогой мой, элементарная уловка. Я, как ты знаешь, компьютерному миру человек не чужой: организовал ей командировку. А голос — он голос и есть — запись на ленте. Не было нужды мне с ней возиться. В конце концов, не она — ты мне нужен был.
Да, подобного потрясения я давненько не испытывал. Оказывается, все это время он блефовал, водил меня за нос, как мальчишку! ФОКУСНИК! Но откуда мне было знать?
— Такие хорошие планы ты разрушил, Боренька, — с укором продолжал Герострат. — Все было так тщательно продумано, и ты поначалу, вроде бы, вполне оправдывал доверие. Шел верным путем, как предписывалось, все делал правильно, а тут надо же… Хватов, небось, подсобил? Мы же договаривались: никаких рокировок…
— Я с тобой не договаривался.
Что бы предпринять? Он же сейчас меня пристрелит, как рябчика. Покуражится и пристрелит. Я снова скосил глаза на автомат. Нет, далеко — не успеешь.
— Ну и что ты этим добился? Ну отыскал меня, а дальше? Партия твоя все равно проиграна, — Герострат кивнул на доску. — Ферзь под угрозой, на левом фланге «вилка», через три хода тебе мат. Увы, и юношеским разрядникам свойственно ошибаться!
— Ты в этом уверен?
— В чем?
— В том, что партия мной проиграна.
— Сам смотри.
— За мной еще ход.
— Ты думаешь, это тебе поможет?
— Просто я вижу то, чего ты замечать не хочешь.
— Ну, Борька, ты нахал. Давай топай сюда. Посмотрим на твою агонию, полюбуемся. И без глупостей.
Я шагнул к столу и аккуратно переставил ферзя: Е6-D6.
— Мат, — сказал я, чувствуя, что совершенно по-идиотски ухмыляюсь.
Герострат дернулся. Глаза у него полезли на лоб, сразу утратив однонаправленность взгляда. В бешеном темпе менялась мимика. Рот его искривился, а пятна на голове (возможно, мне это показалось) вдруг стали темнее. Это был очень подходящий момент для действия, и я уже собрался, внутренне напружинился, но Герострат вполне осмысленно и многозначительно помахал дулом пистолета, не отпуская пальцем курка. И момент оказался упущен.
Наконец лицо Герострата разгладилось, приобрело более-менее устойчивое выражение.
— Мат, — произнес он, словно бы прислушиваясь к тому, как звучит это слово. — Мат!
Он засмеялся. Захохотал, да так громко, что я невольно отступил на шаг, опуская руки. Герострат смахнул фигуры с доски; они покатились по полу, а он продолжал смеяться.
Герострат смахнул фигуры с доски; они покатились по полу, а он продолжал смеяться.
— Мат! Мат! Нет, Борька, ты все-таки самый замечательный противник из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Принять условия игры и выиграть! ВЫИГРАТЬ! Недооценил я тебя, недооценил. Каково? Мат!