Свора Герострата

Он все так же ухмыляется, зубы его блестят, а лицо его, подобно доске, разделено на две половины. При виде этого я начинаю понимать, почему глаза Герострата так часто смотрят в разные стороны. Потому что они — глаза двух разных существ. Здесь не один человек (враг!) Сидит за столом — их двое, и в одном из этих двоих я с ужасом узнаю самого себя.

А Герострат кивает довольный тем, что я понял, отводит руку, показывая пальцем куда-то в сторону. Я перевожу взгляд и вижу тот самый угол, в котором живет паук, только под колыхающейся от неощутимого сквозняка паутиной разбросаны не белые и черные фигурки, а люди — снова люди — и уже не живые, недоумевающие, как нас сюда занесло, а мертвые, для которых вопросов больше не осталось.

Там лежит Мишка Мартынов в переплетении трубок, в белой пропахшей медикаментами палате; там на грязном асфальте распластался Венька Скоблин с разнесенной в кровавые брызги головой, там лежит Андрей Кириченко, у него просто остановилось сердце и, там же рядом — Эдик Смирнов. Под ними растекается кровь, и пыль, смачиваемая ее медленным, но непрерывным потоком, собирается в темные мокрые комки.

Я пытаюсь разглядеть среди тел, кого же Герострат выбрал «конем — интересной фигурой», но не успеваю, не успеваю, потому что двуликий хозяин комнаты тихо, но отчетливо произносит:

— НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ!

Меня разбудил телефонный звонок в прихожей.

Я выпрямился и чуть не свалился со стула. Продрал глаза.

В окно кухни светило солнце, на столе лежала подушка. Ё-моё, подумал я. Проспал!

Взглянул на часы. Так и есть: 10.56. Первый случай после армии, чтобы я проспал почти до одиннадцати. С ума сойдешь с вами.

Острые переживания сна уходили, медленно смазывались, блекли.

Трубку сняла мама:

— Да-да… Кирилл? Помню, конечно… Нет, он еще спит… Как? Что ты говоришь?.. ДА КАК ЖЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТАКОЕ?!

Голос мамы изменился и на такую ноту, что я подпрыгнул на своем месте, вскочил и устремился в прихожую.

— Да, Кирилл, хорошо… я передам…

Но она уже положила трубку.

— Мать, что случилось?! — закричал я, чувствуя, как самого начинает трясти от готовности услышать самое плохое.

— Преподавателя вашего… Гуздева, — проговорила мама, с трудом шевеля побелевшими губами, — полчаса назад… убили. Прямо на лекции… Там еще кто-то из студентов пострадал. Что такое делается, Боря?!

Вопрос мамы я оставил без ответа. Я сполз по стене на корточки прямо здесь, в прихожей. Я не знал, то ли истерично расхохочусь сейчас, то ли истерично же разрыдаюсь. В один момент я оказался на грани срыва, и куда бы меня повело, в какую форму истерии, не мог анализировать ни тогда, ни теперь. Помню только, как пульсировала перед глазами багровой надписью поперек всего мира нелепая неправильная фраза из сна: «НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ!», и еще скороговоркой по периферии сознания проскальзывало: «Конь — интересная фигура. Фигура интересная — конь.»

СХЕМА!

Я стиснул виски ладонями.

Просчет, просчет, ошибка. Гуздева не было в списке, да и как он мог там быть?! Я же зациклился на том, что Герострат угрожает моим БЛИЖАЙШИМ друзьям, моим ровесникам.

Просчет, просчет, ошибка. Гуздева не было в списке, да и как он мог там быть?! Я же зациклился на том, что Герострат угрожает моим БЛИЖАЙШИМ друзьям, моим ровесникам. И если теперь составлять новый список, то можно будет включить туда полгорода, и все равно нельзя будет сказать, кого Герострат выберет новой жертвой. Дьявол, дьявол, а не человек!

НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ!

— Что с тобой, Боря? — заволновалась мама, и голос ее прозвучал, как из другой вселенной.

Нужно собраться, не допустить истерики: испугаешь маму, да и истерика тебе ничего не даст…

Я встал. По стеночке. Сильная тошнота и звон в ушах.

— Ничего-ничего, успокойся, мам, — пробормотал я совершенно чужими губами.

И мой собственный голос прозвучал, как из другой вселенной.

— Это я так… от неожиданности… армию вспомнил…

Мама поверила.

Хоть я и в должной мере неохотно делился с ней воспоминаниями о происходившем в «горячих точках», старался свести все к фразам типа: «Да ничего особенного», «Постреляли — разбежались», «Пугали больше», «Нет, для нас никакой опасности не было» — она все-таки сознавала, что это даже не полправды, и то, что происходило ТАМ на самом деле, отпечаталось где-то во мне и не оставит уж до гробовой доски, но лучше не бередить, не тревожить старые раны. И конечно, мое состояние в тот момент прекрасно укладывалось в схему простейшего психологического этюда: убийство Гуздева — стрельба в «горячих точках» — жестокий приступ воспоминаний.

Мама поверила и сразу захлопотала. Как маленького довела меня до кресла в гостиной, усадила, побежала к аптечке за валерьянкой. Но когда вернулась, я уже прочухался, встал, отрицательно покачал головой при виде пахучего лекарства и начал собираться.

— Боря, ты куда?

— Пойду выясню подробности.

Времени терять нельзя, думал я, выходя из дома. Время теперь имеет цену крови. Равновесие на доске шаткое; если Герострат разглядит замысел моей комбинации, пойдут косяком обмены, и чтобы не допустить еще одного жертвоприношения, моя задача — отыскать этого маньяка за сегодняшний день. До полуночи. И ты его найдешь и уничтожишь! И пусть попробует кто-нибудь меня остановить…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59