— Ишь ты! — всплеснула руками женщина. — Да ты скорее у меня выиграешь, чем я при такой-то теснотище две комнаты сыщу! Во что играть будем?
Бон задумался, потом решительно швырнул на стойку свою шапочку:
— В фишки!
— Это ты зря, парень, — заявил один из трех мужчин, с интересом прислушивающихся к разговору. — Матушку Бесс в фишки обыграть труднее, чем тигропарда на бегу расцеловать.
— Насчет тигропарда не знаю — не целовался, — весело ответил наш игрок, сноровисто расставляя фишки на трехцветной шестиугольной доске, материализовавшейся из-под стойки, — а там поглядим. Ходи, тетушка.
— Ишь, вежливый какой, — хмыкнула хозяйка. — Не боишься мне так вот сразу право первого хода уступать? Ну, тогда держись, «племянничек»!
Меня пару раз пытались научить играть в полные фишки, но без толку. Уж больно правила мудреные. Какая фишка на каком поле, да сколько их по количеству в настоящий момент, да еще восьмиугольные кости, плюс поправки всякие… Нет, упрощенная версия мне больше по душе. И правила понятные, и поле поменьше, и никаких костей не нужно. Самое же главное, все партии одинаковые, а не то, что в полном варианте: одну можно целый день играть, а другая за десять минут закончится.
Как раз второй расклад все присутствующие могли наблюдать в этот раз. На восьмом ходу Бон сначала пригорюнился, вызвав у зрителей довольные ухмылки, потом вдруг передвинул на три клетки вперед сразу четыре свои фишки и развел руками:
— Ты уж прости, тетушка…
Зал потонул в восхищенных криках, свисте и аплодисментах. Почти каждый посетитель счел своим долгом угостить победителя, а заодно с ним — и нас с Глори, или, по крайней мере, хлопнуть его по плечу, пожать руку и так далее. Второе, к счастью, на нас не распространялось.
Больше всех восхищалась Боном его соперница.
— Что за парень! — восклицала она, награждая соперника очередным полновесным поцелуем. — На восьмом ходу, а! Меня! Да такого и правда не грех в племянники записать! Сразу видно — наша кровь, геймская!
Радуясь вместе со всеми, я почему-то обратил внимание на то, как какой-то длинноносый человек за крайним справа столиком вежливо, но не с жаром, как все прочие, поаплодировал Бону, мазнул взглядом по нам с Глори и выскользнул за дверь, оставив на столе практически нетронутую кружку…
Само собой разумеется, комната для нас нашлась. Одна, зато большая и с отдельной кроватью для каждого. Красота!
Пока парень раскланивался с земляками, под предлогом голода вежливо отказываясь сыграть еще и с сожалением отклоняя приглашения «послезавтра на пироги» и «на той неделе на свадьбу», мы изучили меню и сделали заказы. Причем, не вняв предложению Матушки Бесс накормить нас бесплатно, расплатились, приняв-таки дармовой эль для нас с Боном и апельсиновый сок для Глори.
Наконец, взбудораженные посетители «Приюта» немного угомонились, вернулись к недопитым кружкам и недоигранным партиям, и мы смогли воздать должное весьма и весьма приличной стряпне.
— И что, у вас тут все такие? — спросила у Бона Глори, принимаясь за яблочный пудинг.
— И что, у вас тут все такие? — спросила у Бона Глори, принимаясь за яблочный пудинг.
— Ну, вообще-то в фишки мы с пяти лет играть начинаем.
— Да нет, я не о том. Что, все в Геймсе такие заядлые игроки?
Парень прожевал свой кусок и положил на тарелку еще один.
— Знаешь, вообще-то есть одна древняя легенда. Говорят, что в те времена, когда на землю еще частенько боги спускались, один из них — Ссуф-Игрок, — в ненастную ночь постучался в дом к некому Лью Геймсу. Пусти, дескать, хозяин на ночлег. А Лью этот азартен был просто до умопомрачения и игру пуще жизни любил. Настолько, что себя так прямо и величал: Лью-Игрок, хоть соседи и посмеивались: «Смотри, возгордишься сверх меры — Ссуф пожалует».
Ну, так вот, Лью Ссуфу в ответ: «Пущу, но только с уговором. Сыграем с тобой во что хочешь. Выиграешь — так и быть, оставайся, а нет — не обессудь». «Ладно, — отвечает Ссуф, — играем в фишки». А сам, хитрец, руки потирает, ведь фишки-то он самолично и придумал. Сели играть и, разумеется, Лью проиграл. «Давай, — говорит, — еще раз!» — «А на что играем?» — «На золотой!» — «Изволь».
В общем, какой тут ужин, какой сон! Играли человек с богом ночь напролет. Проиграл Лью-Игрок все свои деньги, скот, дом, а все не унимается: «Еще играем!» Ссуф усмехается: «А на что же ты играть собрался? На штаны последние?». «На себя! — кричит Лью. — На себя играю! Кто бы ты ни был, но если выиграешь и в этот раз — и я, и все мои потомки, коли боги детей пошлют, будем твоими рабами навечно!»
— Проиграл? — улыбнулась Глори.
— Проиграл. Посмотрел на него Ссуф и говорит: «Ну что ж, Лью-Игрок, уговор дороже денег. Как ты сказал — так пусть и будет». И исчез. Вот этот-то Лью и был родоначальником рода графов Геймсов. И люди говорят: чем дальше, тем больше страсть к игре у его потомков. Один жену в кости проиграл, другой — титул графский…
— А третий мостовую? — напомнил я.
— Ага, это еще лет сорок назад было, — оживился Бон, безумно любящий рассказывать всякие небылицы. — Заказал граф Ундо Геймс у заезжих гномов три дюжины телег желтого кирпича с доставкой — мостовую ладить. Заказать-то заказал, да вот незадача: на полдороги между Княжеством и дорогой на Геймс — пропасть. Через пропасть — перекидной мост. А у моста, в крохотном домишке, спокон веков тролль Гэл живет, который мост и подъемный механизм в порядке содержит, но за это со всех проезжающих налог берет — по два роблора за телегу. Ну, вы гномов знаете, им проще с куском собственной шкуры расстаться, чем с монетой, а тут больше полусотни выходит. Ну и решили они Гэла охмурить. Подсунули ему «ведьмино серебро», кирпич графу доставили, получили, что причитается — и обратно, рады-радешеньки. А Гэл как-то ночью решил деньги посчитать, упал на гномьи монеты лунный свет — они и растаяли. Смекнул тогда тролль, что ему всучили, заблокировал лебедку у моста и потопал в Геймс возмещения требовать. К тому времени работники аккурат последнюю телегу кирпича домостили. Ундо тролля выслушал, но денег платить не стал. Не я, говорит, тебя обманул, с гномов и спрашивай. Кирпич тот, может быть, я бы тебе и отдал, только и кирпича у меня давно нету, вон он, у тебя под ногами. Посмеяться, короче, решил.