Волна гнева наполнила и опрокинула Спенглера. Когда ярость угасла, он обнаружил, что стоит возле стола допросов с широко расставленными ногами и опущенными плечами. Он ощутил жжение в ладони правой руки и на внутренней поверхности пальцев и увидел темно-красное пятно на щеке у Пембана.
Техник уставился на него, но тут же отвел взгляд, когда Спенглер обернулся.
— Вынесите его отсюда, приведите в порядок и отпустите, — сказал Спенглер и быстро вышел из комнаты.
Экран занимал одну стену комнаты. Таким образом, объемное изображение, появившееся на экране, как будто физически присутствовало за стеной из не отсвечивающего стекла.
Спенглер занимал место справа от центра, с левой стороны от него сидел Гордон. Справа находился полковник Леклерк со своим адъютантом. Далеко слева, несколько в стороне от других, разместился Пембан.
После допроса Спенглер ограничил свои разговоры с Пембаном до необходимого минимума. Находиться с ним в одной комнате Спенглеру было почти физически неприятно.
На вспомогательном экране перед Спенглером отражалось широкое серое лицо Кейт-Ингрема. Однако связь не была двусторонней; Кейт-Ингрем получал такое же изображение, которое появилось на большом настенном экране; такая же связь была установлена еще у нескольких начальников департаментов и даже у одного члена Высшего Собрания.
Изображенная на экране комната совсем не была похожа на комнату. Она выглядела почти так же, как ритианский город-сад, который Спенглер видел в учебном фильме. Был воссоздан голубоватый свет, широколистные зеленые лианы и огромные цветы. Иллюзия создавала неясное ощущение большого пространства; и там в глубине, в развилке лианы, находился ритианин.
Реконструкция была выполнена до жути хорошо, отметил Спенглер; если бы он не видел модель вблизи, то он мог бы поверить, что это все живое.
Но что-то все же не удалось, что-то было подобрано не так: то ли качество освещения, или расположение стеблей лиан — а, возможно, даже позиция псевдоживой фигуры ритианина. Комната в целом напоминала реконструкцию в музее: убедительно, только если вы сами добровольно хотели в это поверить.
Леклерк шумно болтал со своим адъютантом: по-видимому, таков был его метод снятия напряжения. Адъютант кивал и нервно кашлял. Гордон переменил позицию тела, но виновато затих, когда Спенглер посмотрел на него.
Губы Кейт-Ингрема беззвучно двигались, он разговаривал с одним из руководителей-исполнителей по другой сети. Затем звук прорезался и прозвучал голос Кейт-Ингрема:
— Здесь все готово, Спенглер. Начинайте.
— Хорошо, сэр.
Испытывая смутно неприятное чувство, Спенглер повернул голову к Пембану.
— Мистер Пембан?
Пембан что-то сказал в микрофон многосторонней связи. Минутой позже лианы в левой части комнаты разошлись и вошел Кассина.
У него было бледное лицо, и было видно, что он чувствует себя ужасно неловко. С помощью методики усиленного лечения он быстро поправлялся, но он все еще выглядел не лучшим образом. Он посмотрел вниз, на переплетенные лианы, которые образовывали пол, сделал два шага вперед, повернулся в сторону неподвижного ритианина и принял «облегченную» позу, заложив руки за спину. Его застывшее лицо убедительно выражало неодобрение и беспокойство.
Никто в смотровой комнате не двигался и, казалось, даже не дышал. Даже неугомонный Леклерк застыл как статуя, уставившись пристально на экран.
Как, интересно, чувствовал себя Кассина, подумал вдруг Спенглер, с бомбой в черепной коробке?
Леклерк установил часы на громкий отсчет секунд. Тонкое тиканье было слышно на расстоянии.
Прошло три секунды, но ничего не произошло. Теоретически, если спрятанное в мозгу Кассины сообщение срабатывало на ситуацию, то спрятанный материал должен был проявиться в виде словесного потока, как бы понуждаемого невидимой силой.
Еще четыре секунды.
Пембан наклонился к микрофону и что-то пробормотал. В изображаемой комнате фиктивный ритианин слегка переместился — щупальца сжались и расслабились, приподнимая ненадолго вес тела; голова повернулась. Голос высокой интенсивности, который как будто исходил от ритианина, произнес:
— Войди и будь в мире.
Шесть секунд.
Часы продолжали тикать; затем ритианин заговорил вновь на ритианском языке с его шипящими и грубыми фрикативными звуками.
Девять секунд. Десять. Поддельный ритианин заговорил еще раз на ритианском языке.
Двенадцать секунд.
Выражение лица Кассины не изменилось, его губы оставались сомкнутыми.
Пембан вздохнул.
— Бесполезно продолжать дольше, — сказал он. — Я полагаю, что это неудача.
— Безуспешно, шеф, — сказал Спенглер. — Пембан говорит, что он сделал все, что мог.
Кейт-Ингрем кивнул. — Хорошо. Я свяжусь с тобой позже. Конец связи. Его экран погас.
Пембан разговаривал по многосторонней связи. Через мгновение голос из-за экрана сказал:
— Это все, полковник.
Кассина повернулся, и его застывшая фигура исчезла за пределами видимости.
— Конец связи, — произнес голос.
Большой экран погас и засеребрился.
Спенглер продолжал сидеть, наслаждаясь победой, в то время как остальные встали и двинулись, бормоча что-то, к двери. Лианы, подумал он с издевкой. Поддельные монстры. Запахи!