— В апреле 2514 года на весенней выставке искусств в Эспар, Менхевен.
— Опишите эту встречу поподробнее.
— Я стоял в толпе, глядя на большое полотно, которое называлось «Истли и Такер». Подошел рити и стал возле меня. Он указал на полотно и сказал: «Очень хорошо». Он смотрел на картину через преобразователь, который позволял ему уловить смысл оттенков цвета. Я сказал: «Я видел ритианские коллажи, которые показались мне забавными». Затем он показал мне, как, изменяя установки преобразователя, можно увидеть, что у Истли заплесневелое лицо с бородавками, а у Такера длинный хвост. Я сказал…
Пембан флегматично пересказал весь эпизод до конца; он и рити, чьего имени он не знал, обменялись еще несколькими замечаниями и разошлись.
Эмоциональный индекс его рассказа не превышал величины 0.9 при пятибалльной шкале.
— До этого где и когда вы встречались с рити в последний раз?
— На улице Эспар, в первой половине декабря 2513 года.
— Опишите эту встречу.
Спенглер мрачно продолжал допрос, проводя Пембана все дальше и дальше через бесконечное количество случайных встреч. В конце получаса дыхание Пембана стало неровным, а его лоб покрылся испариной. Техник сделал ему вторую инъекцию. Спенглер продолжал задавать вопросы.
Наконец:
— …Опишите последнюю встречу перед этой.
— Больше не было встреч.
Спенглер сидел мрачный, затем резко сжал кулаки.
Он посмотрел на измученное лицо Пембана. В эту минуту он почувствовал, что готов был забыть о последствиях и применить усиленные процедуры, которые были запланированы для Кассины; но, по всей видимости, в этом случае от них не будет пользы. В случае Кассины материал находился в его мозгу и вопрос был только в том, чтобы приложить достаточное усилие в соответствующую точку мозга, чтобы получить его. Здесь же либо самого материала не существовало, либо он был так хорошо запрятан, что самая лучшая аппаратура Империи никогда не найдет и намека на него.
Но что-то должно было быть: если не шпионаж, тогда измена.
Спенглер спросил:
— Пембан, в войне между ритианами и Землей какую сторону вы будете поддерживать?
— Империю.
Спенглер хрипло задал следующий вопрос:
— Если говорить о культуре, то какую культуру вы предпочитаете: ритианскую или имперскую?
— Рити.
— Почему?
— Потому что у них не пустая, болтливая система.
— Объясните это утверждение.
— У них нет слишком большой специализации. Они остались человечными в мировом смысле этого слова, а не в его естественно-историческом значении. Они живые в том понимании этого слова, которое у Империи утеряно. Империя напоминает мозг робота, в котором половина связей держится в закрытом состоянии. Эта система не способна адаптироваться, а потому она умирает. Но она все еще достаточно велика, и в силу этого представляет собой опасность.
Спенглер бросил торжествующий взгляд на техника и сказал:
— Я повторяю, в случае войны между ритианами и Империей, какую сторону вы будете поддерживать?
— Империю, — ответил Пембан.
Спенглер со злостью настаивал:
— Как вы объясняете это свое утверждение, если вы отдали предпочтение культуре ритиан перед культурой Империи?
— Мои личные предпочтения не имеют значения. Будет плохо для всей человеческой расы, если Империя рухнет слишком быстро. Внешние миры еще недостаточно сильны. Было бы слишком самонадеянно ожидать от них самостоятельности в ближайшее время, когда они могут опираться на Империю посредством торговых отношений. Сейчас Империя должна быть сохранена. Через пять столетий или около того, ее существование уже не будет играть такой важной роли.
Спенглер вопросительно уставился на техника, который просигналил: «Эмоциональный индекс 1,7».
1,7 — нормально для правдивого ответа по глубокому убеждению. Обманывающий человек, говорящий под действием таблеток, генерирует индекс не менее 3,0.
Итак, все опять выскользнуло у него из рук.
Обманывающий человек, говорящий под действием таблеток, генерирует индекс не менее 3,0.
Итак, все опять выскользнуло у него из рук. Утверждения Пембана были разрушительными для него; они станут черным пятном в его досье, но они не носили криминального характера. В них не было ничего такого, что могло оправдать проведение допроса: сейчас он сказал немногим больше, чем написал в своем отчете.
Спенглер сделал еще одну попытку.
— Со времени, когда я встретил вас на космодроме и до настоящего времени, лгали ли вы мне когда-нибудь?
Пауза.
— Да.
— Как много?
— Однажды.
Спенглер резко наклонился вперед.
— Уточните детали!
— Я сказал вам, что песня «Odum Pawkee Mont a Mutting» — нечто вроде саги. Это в некотором роде правда, но я сказал так, чтобы одурачить вас. Существует старинная песня с таким же названием, которая датируется первыми днями поселения на Менхевене, но она исполняется на старинном языке. То, что пел я, было современной версией. Это не народная песня или сага, это политическая песня. Старина Поки олицетворяет Империю, а чашка кофе — мир. Он карабкается в горы, он идет неизвестно куда, он сражается в сотнях битв, он позволяет своей ферме зарастать лесом, чтобы получить чашечку кофе — вместо того, чтобы выращивать фасоль у себя на заднем дворе.