То обстоятельство, что они очень много и долго воевали между собой, могло пробудить в них неприятие или страх перед войной с представителями других галактических рас. Они умеют убивать только друг друга и замкнулись в этом добровольно. Может, тут есть что?то и от психического расстройства, не знаю, сказать не могу. Я не ксенопсихолог. Просто предположил одну из версий. Могут быть и другие.
Он снова клацнул зубами.
— Пока что я, — вернее, я и мои коллеги, — сужу, имея на руках данные обследования единичной особи открытой нами расы. Да, мы столкнулись со множеством противоречий. Как физического, так и духовного плана. А противоречия ведут, как известно, к непредсказуемости. Это слово нервирует гивистамов больше других. Он заявляет, что ненавидит войну и просто занимается созданием музыки, намекая нам на то, что противопоставляет эти два понятия: войну и музыку. Но ведь его музыка — это нечто… Словом, трудно себе представить что?нибудь более воинственное.
— Интересно, — вслух подумал заместитель командира. — А что бы он сказал о нашей музыке?
— Любопытная мысль, — ответил медик, водворяя протертые очки обратно на глаза. — Я бы не отказался провести подобный эксперимент, хотя боюсь, он ничего не прояснит.
— Но надо же как?то продвигаться дальше в наших исследованиях, — возразил с’ван. — Надо пробовать новые способы. Гивистам устало кивнул в знак согласия.
Уилл заявил, что большинство вещей, которые ему были проиграны и которые он с вниманием выслушал, ему показались весьма милыми и красивыми. Словом, понравилось. Когда музыкальное устройство, принесенное пришельцами в кабину катамарана, издало последние аккорды и умолкло, Уилл откинулся на спинку дивана, улыбнулся и стал довольно оглядывать своих гостей.
— Чудесно, однако… В отношении ритма слишком уж все просто, чтобы не сказать другого слова.
— Оценка, которая дается искусству, всегда субъективна, — ответил Т’вар. Он не тратил времени на дипломатию, добавив:
— Ваши произведения нам показались откровенно грубыми.
— Это еще что! По сравнению с тем, что выделывают некоторые так называемые популярные группы, моя музыка — тихий шелест лесного ручейка! Вы бы послушали «Кадмий»! Лично я признаю, что мне нравится сильный ритм и отчетливая дробь ударных, но я не допускаю диссонанса в отличие от других. Что же касается вашей музыки, то она чем?то напоминает мне народную музыку болгар, их песни… Конечно, вам это ничего не говорит. Кстати, зачем вы решили проиграть мне это?
— Вы музыкант, — сказала вейс. — Нам показалось, что вы проявите интерес.
— И проявил! Клянусь, проявил! — Он снова откинулся назад, заложив руки за голову. — Поставьте?ка мне, пожалуйста, ту первую часть… Напоминает звон электрических колокольчиков.
* * *
На борту челнока Кальдак созвал оперативное совещание представителей научных отделов, которые входили в группу контакта.
Присутствовали также Т’вар и вейс.
— Время идет. Нам необходимо принять важное решение. Решение жизненной важности. Я должен наконец узнать, являются ли местные жители нашими потенциальными союзниками, и если являются — в какой степени? Стоит ли их готовить к боям и сражениям? Пусть рассчитывая лишь на их вспомогательное участие. Либо они не в состоянии воевать, но зато могут осуществлять какие?либо иные функции. Наконец, может быть, их нестабильность, которая, возможно, является отпечатком нестабильности геологической, делает их вовсе бесполезными для нас? Хотя представить себе это трудно, ибо мы приветствуем помощь, оказанную нам в любой форме, даже в очень малой.
— Мы сможем получить ответы на интересующие нас вопросы только, получив для исследований дополнительных представителей земной расы, — высказался Т’вар. — Или же, подвергнув уже имеющегося в нашем распоряжении аборигена более глубокому изучению.
Помощник руководителя по медицине выразил свой протест:
— Еще слишком рано затевать детальное обследование.
— Не согласен, — возразил Т’вар с несвойственной с’ванам драчливой резкостью в голосе. — Смотрите, как охотно он до сих пор сотрудничал с нами.
— Некоторые из вас признавали за ним известную долю полезной нам агрессивности. Я ее не заметил, — заговорил Кальдак.
— Но он же сломал Дропаку руку.
— Землянин утверждает, что это случайность. Это происшествие доказывает только его силу и грубость в движениях. Однако это вовсе не значит, что он по характеру агрессивен.
Помощник руководителя по медицине все еще выражал озабоченность.
— На настоящий момент мы имеем хороший образчик местной расы, который к тому же охотно идет на сотрудничество с нами. Разве мы можем рисковать идти на более глубокое обследование, результаты которого мы даже сами не можем с точностью предсказать? Ведь мы можем легко потерять расположение к нам этого землянина.
— Я хочу напомнить забывчивым коллегам одну немаловажную деталь, — заметил Т’вар. — Идет большая война. Война, которая началась задолго до нашего с вами появления на свет и которая, к сожалению, видимо, будет идти и после нашей кончины. Приблизить ее конец — это достойная задача, во имя которой можно пожертвовать расположением одного землянина. Во всяком случае, мне так кажется. Разумеется, все меры предосторожности должны быть приняты, однако без риска не обойтись, и мы обязаны идти на этот риск. Вы сами говорите, что до сих пор он охотно идет на сотрудничество. Я полагаю, мы вправе надеяться на то, что его настрой не изменится. Слушая эту убедительную речь, произнесенную уверенным тоном, Кальдак думал о том, что с’ванам, пожалуй, удастся склонить на сотрудничество с экспедицией и известняковую скалу, если возникнет в этом необходимость. Если кто и сможет уговорить землянина согласиться на сложное обследование, так это только Т’вар.