На центральной улице (без льда и ветра, кстати) я столкнулась с Отто.
— Ола! — обрадовался он. — Как съездила?
Я открыла рот, но сказать ничего не успела.
— Нормально? Я рад. Как дела? Смотрю, по магазинам? А чего вид такой мрачный? Не трать много.
Как дела? Смотрю, по магазинам? А чего вид такой мрачный? Не трать много. Ладно, был рад тебя видеть, у меня дела, я побежал.
— Все плохо, — сказала я вслед полугному, но он не услышал.
Даже лучшему другу нет до меня никакого дела! Ладно-ладно, вот умру, и ты еще пожалеешь. Дела, видите ли у него. Я тут умирать собралась, а он…
Покупка одежды заняла много времени. Продавщицы решили, что я готовлюсь к брачной ночи. В каждом платье я ложилась на стулья и спрашивала:
— А так идет? Грудь подчеркивает? Животика не видно?
С туфлями в тон платья вышла заминка. Покупать красивые эльфийские туфельки в тон платью за пять золотых я не хотела.
— Им сносу не будет, — уговаривала меня продавщица. — Мы их так дешево продаем, потому что не сезон. Они недавно десять стоили.
— Десять! — ужаснулась я.
— Настоящее эльфийское качество! «Версачель»! Кожа какая мягкая, потрогайте! Противомозолевые заклятья. Вы только посмотрите, какой каблучок аккуратненький, говорю вам, сносу им не будет.
— За три возьму.
— Да вы в них еще три года ходить будете! За четыре.
— За три с четвертью.
— По любой дороге, с кавалером прогуляться, и на работу прийти.
— Три с четвертью моя последняя цена.
— Да я и так их продаю по закупочной цене! Их еще и дети ваши носить будут! Три и три четверти серебром.
Я загрустила. Сносу не будет, ага. Я ведь в них никуда ходить не буду. К конце концов, имею я право хоть в последний путь одеть на себя туфли «Версачель»? Я отдала продавщице три золотых, вытрусила серебряные и пошла домой. Сейчас буду умирать.
Придут люди, а я лежу, такая красивая. Мда, на потолке паутина, на тумбочке чашка с присохшим чаем, кусок пирожка под столом. Сожалений о моей загубленной жизни не возникнет, никто даже не посмотрит на мое красивое платье, туфли за несусветную цену. Будут наводить порядок и ругаться.
Остаток дня я потратила на уборку комнаты. Так устала, что завалилась спать, не раздеваясь.
Раз судьба предоставила мне еще один день, то его надо потратить на приготовления к красивой смерти — я пошла покупать цветы.
— Сколько-сколько? — переспросила я у продавца.
— Чай не лето, панна. С самих эльфийских лесов доставляем.
— Врите больше. Вот эти колокольчики у них не растут, точно знаю. Из местных теплиц.
— Теперь растут, — не смутился продавец. — Эльфы они такие.
Я задумалась. Нет, за такую цену пусть сами умирают в цветах, обойдусь.
Придя домой, я стала готовиться к смерти. Переоделась, распустила волосы и полезла в шкафчик Лиры с целительскими препаратами. Давным-давно, когда только я вселилась в эту комнату, то попросила у нее подписать баночки — не хотелось перепутать и случайно выпить не то.
Где же, где же. Ага.
Я извлекла темно-зеленый кувшинчик, на котором была приклеена бумажка с кривой надписью «Яд». Сколько же выпить? Чтобы не рисковать — все!
Я подошла к кровати, улеглась, красиво разложив волосы и выпила все горькое содержимое кувшинчика.
Закрыла глаза и приготовилась умирать.
Сначала заурчало к желудке. Потом скрутило кишки. Затошнило. Я поднялась с кровати и еле успела добежать до пустой миски на столе. Но на этом не все не остановилось.
Но на этом не все не остановилось. Пришлось бежать до туалета в конце коридора. Эльфийские туфельки и правда хороши, бегать удобно! Если бы еще так кишки не крутило… ой-ей!!!
В комнату я вернулась полностью опустошенная, упала на кровать в обнимку с миской.
Лира вошла в комнату, напевая популярный мотив.
— Ола, что случилось? — она кинулась ко мне.
Я захныкала.
— Симптомы опиши, — скомандовала подруга, ложа прохладную руку мне на лоб.
Я описала.
— Отравление, — профессорским тоном сказала Лира.
А то я не знаю!
— Что такая нарядная? — при свете огонька целительница рылась в запасах снадобий. — На вечеринку ходила? Говорила же тебе, не тяни в рот всякую гадость!
— Не на вечеринку, — трагическим тоном начала я.
— Вот выпей, — Лира сунула мне кружку. — Я спать, так устала. Все-таки любовь — ужасно утомительная штука.
Глотая мерзко пахнущий раствор, я злилась: любовь у нее! Тут человек умирает, а у нее любовь. Ну ладно, вот умру и вы все поплачете.
Я суеверна. Поэтому утром (Лира убежала рано-рано, быстро положив мне руку на лоб и отмахнувшись от разговоров) я задумалась о новом способе самоубийства — раз отравиться не получилось, значит не судьба. Нужно… нужно… о! Вены порезать.
Пошатываясь от слабости — вечернее приключение давало о себе знать, я поплелась в оружейную лавку знакомого гнома.
— Ульрих, дай мне, пожалуйста, самый острый нож.
— Зачем? — полюбопытствовал гном, доставая нечто кривое и ржавое.
— Надо.
— Убить кого хочешь? Вот, орочий ятаган, самое оно.
— Я не в настроении шутить, — сказала я. — Мне нужен самый острый нож.
— Хорошо, хорошо, — гном достал нож. — Такой подойдет?
С умным видом я бросила на нож платок.
— Нет, мне чтоб платок разрезал.