— Твоя семья? строга и ревнива?
— Да. Моя Семья. Мне еле удалось убедить их не трогать тебя сразу после клятвы. Пришлось сыграть на высокомерии: дескать, нелепо гневаться на камешек в сандалии, вынудивший споткнуться. Но вдвое нелепее хватать молот, дабы растереть камешек в пыль. Тем более что придуманная тобой клятва позволила Семье…
Молчу. Я — камешек. В сандалии.
— Уезжай! спрячься! Гроза пройдет мимо: я знаю, Отец и не взглянет в твою сторону! уезжай..
— Гроза?
Синие звезды туманятся. Меркнут. Тихий, печальный шепот:
— Ты устал. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
— Страшную?
— Как водится. Страшную.
— Хочу.
— Тогда слушай. Давным-давно, когда Елена Прекрасная выбрала себе в мужья Менелая Атрида — жил-был в Фессалии герой Пелей-Неудачник…
— А почему Неудачник?
— Потому. Жизнь такая. В юности случайно убил сводного брата. Позже ненароком тестя прикончил. Был оклеветан женой друга, много страдал!.. казнил и друга, и жену…
— Бедняга.
— Да. И стало Семье жаль горемыку Пелея. Решили явить чудо. Из Неудачника сделать Счастливца. А в чем счастье смертных?
— Долголетие? удача в браке? богатство?
— Угадал. Ну, богатство — это проще простого. Сказано — сделано. С долголетием пришлось повозиться но тоже… два срока у мойр отвоевали. Остался удачный брак Что ты знаешь о тайне Прометея?
— Что и все: украл огонь, был наказан.
— Огонь… Разве это тайна — огонь? Тайна титана-Провидца была в другом: кто из богинь родит Зевсу будущего отцеубийцу?
— Я…
— Молчи. Это сказка. Всего лишь сказка. Так Фетида Глубинная была вынуждена стать женой смертного. Героя Палея-Счастливца. И была свадьба, и был на свадьбе весь Олимп; только людей не было, кроме жениха. И еще было на свадьбе-яблоке с надписью «Прекраснейшей», из-за которого поссорились три богини.
— Ты пахнешь яблоками…
— Молчи! И брани быть, и городам гореть, и женщины вина, а не богов, что сгинут и герои, и вожди! Живи, я прошу тебя! живи долго… Скоро эту сказку станут рассказывать все. А Парис-троянец-уже в море, и корабль несет к чужим берегам Елену, жену Менелая! Милый, ты придумал клятву клятв! — скоро вы встанете под гибельной твердыней, скоро грянет развод неба и земли. Свадьба Пелея и Фетиды — последняя,
— Развод?
— Да. Мы жили вместе, в одном доме. Бранились, мирились, зачинали общих детей, делали подарки… пакости тоже делали. Но жить надо отдельно. У одного горшка не бывает двух хозяек.
— Моя няня говорит то же самое…
— Твоя няня — мудрая женщина. При разводе муж возвращает полученное за невестой приданое. Ваше приданое — ихор. Кровь Семьи; серебряная волна в ваших жилах. Вы вернете ее под Троей. И у страшной сказки будет единственно возможный конец. Уезжай домой, милый! я не хочу потерять тебя снова…
— Ты пахнешь яблоками…
— Замолчи! спи…
Меркнут, гаснут две синих звезды.
СТРОФА-II
МЕДНЫЙ СМЕХ НЕБА
— …Вам, герои микенские,
Саламина воители,
шлемоносные аргосцы,
вам, спартанцы-копейщики
и мужи мирмидонские —
Песнь войны!
Видеть ахейцев душа горит
рати суровые!
Просыпаться не хотелось. Совсем. Там, во сне, Сова еще никуда не ушла, и нога перестала болеть, позволяя купаться в яблочном аромате…
Во сне никто не орал над ухом гнусавым голосом:
— …львы могучего Пилоса,
беотийские ястребы,
быкоглавые критяне —
под стенами троянскими,
честь и слава рассыпаны.
Собирай!
Любо взору считать, не счесть
тьмы кораблей!
Нет, все-таки придется. Хотя бы для того, чтобы заткнуть пасть крикуну! Подрядился зарю кукарекать? — так из петухов иногда супы варят!
— …итакийские кормчие,
конеборцы-фокеяне,
локры-копьеметатели:
ваша гордость похищена,
ваша клятва взывает к вам —
смело в бой!
Где ни встретишь троянца ты —
там убей!
Ну вот, и до Итаки добрался. Пора прекращать безобразие! Одиссей с сожалением открыл глаза, попытался сесть на ложе. В итоге сперва ослеп от яркого света; потом — от боли! Наяву нога заживала куда медленнее, чем во сне.
Во сне?!
Рыжий усмиритель аэдов со стоном повалился обратно на ложе. В ответ скрипнула, приотворяясь, дверь.
— Матушка? — осведомились басовитым шепотом.
В ответ скрипнула, приотворяясь, дверь.
— Матушка? — осведомились басовитым шепотом. -Как он?
В углу встрепенулась бабушка Амфитея, добровольная сиделка:
— Спит, спит внучок! Жар вроде спал, хвала Асклепию…
— Стонет…
— Полно вам шептаться! Заходите, дядюшки! На сей раз Три Толстяка протискивались в дверь в обратном порядке: первым объявился Самый Толстый, следом — средний брат, потом — младший. А за младшим прошмыгнули рябой Эвмей и… Аргус! Пес изрядно прихрамывал, чтоб не сказать: плелся еле-еле — но тем не менее бодро вилял огрызком хвоста.
— То-то я слышу: шебуршат! Никак, думаю, племяш очнулся! — загудел Самый Толстый, мостясь на низенькую скамеечку подле ложа. Остальным пришлось толпиться у старшего за спиной, будто ратникам — за крепостной стеной. Лишь Аргус пробрался к хозяину и лизнул Одиссееву ладонь. После чего удовлетворенно рухнул рядом на пол — охранять.
— Да вот, — виновато заморгал сын Лаэрта. — Сесть хотел…
— Сесть ему! встать! Из тебя кровищи натекло: море!
После такой раны люди по неделе без чувств валяются — а ему сесть… Голова-то как? И плечо? Одиссей прислушался к себе.