Море.
Оно везде. Плеск за бортом, привычный скрип снастей. Бухта каната в ременной оплетке валяется на полупалубе. Дружно вспенивают воду два ряда длинных весел — память ты, моя память, Одиссеев корабль! Белый парус -надежда. Пурпур судового носа — кровь. Черная смола боков — гибель. И два глаза, нарисованных по обе стороны форштевня, означающие невесть что. Я не верю в приметы. Неси меня, корабль моей памяти. Разве хороший -кормчий может не найти дорогу домой?
* * *
Ленивая зыбь качается, подмигивает расплавленным золотом. Мы с Идоменеем-критянином почти голые. Развалились на корме, цедим из кубков кислое винцо.
Я не верю в приметы. Неси меня, корабль моей памяти. Разве хороший -кормчий может не найти дорогу домой?
* * *
Ленивая зыбь качается, подмигивает расплавленным золотом. Мы с Идоменеем-критянином почти голые. Развалились на корме, цедим из кубков кислое винцо. Цедим слова: простые, пустые. Нам хорошо. Никуда не надо спешить, ни с кем не надо драться и думать тоже не надо ни о чем.
Блаженство!
— Помнишь, какой пир закатили? Башка только сейчас трещать перестала…
Излишне уточнять, когда закатили и где. В Спарте. Едва клятву на конской туше принесли — перепились до зеленых сатирисков! Похоже, у всех гора с плеч свалилась.
— Помню. И как вы с Аяксом-Малым целовались, помню. Руки резали, братались. А потом нашли себе рабыню на ночь — одну на двоих — и заснули. А рабыню Патрокл увел…
— Врешь! Про Аякса помню, а чтоб рабыню увели… Еще бы! Аякс Оилид, тот вообще уверен, что он не с критянином целовался, а со мной…
…драконы все-таки сорвались с цепи. Успев перестать быть драконами. Призрак кровавого побоища обратился в совершенно невообразимую попойку (назвать это пиром — кощунство!), завершившуюся всеобщим братанием и восхвалением моего хитроумия.
Растрезвонили-таки…
Весть, что Елена избрала в мужья Менелая Атрида, была встречена с пониманием: лучше никакого, его проще любить. Самого Менелая, обалдевшего от нежданного счастья, хлопали по плечам, пили его честь, отпускали соленые шуточки — и, на удивление, почти не завидовали.
Безумие закончилось. Колесница встала.
В тот же вечер я близко увидел Елену. И — странное дело: никакого звона в ушах, головной боли, рези под веками. Рассмотрел с толком, с пониманием. Красивая женщина. Очень. Кстати, тень как тень; тоже красивая. Наверное, в такую легко влюбиться. В Елену, не в тень.
На другой день, проспавшись к обеду, принялись готовиться к свадьбе. Да не к одной! Ну,. Менелай с Еленой — это святое. Но и прочие лицом в грязь не ударили: спартанский басилей, стремясь загладить обиду честолюбивого Агамемнона, отдал старшему Атриду свою другую дочь. Статную гордячку Клитемнестру. Если кто и был рад, кроме засидевшейся в девках невесты, так это мой приятель Диомед: Елена Агамемнону не досталась, значит — шиш Златым Микенам, а не живую богиню! А Менелай — он младший, не наследник. Да и Тиндарей уже объявил: годы его гнетут, быть здешней басилевии под зятем Менелаем. Зажился, на покой пора; дорогу — молодым. Интересно, сам додумался или подсказали?
А еще у нас с Пенелопой свадьба. Зря, что ли, свататься ехал?!
Гуляй, Спарта!
Одно странно: жертвы богам принесли без счета, гимны до небес, бычьей кровью всю долину залили, а в ответ — хоть бы одно знамение. Самое завалященькое. Листики там, птички… Жрецов спрашивали, прорицателей: руками разводят. Молчат боги. Ну и ладно. Может, у них там, на Олимпе, свои свадьбы.
Пейте, богоравные, радуйтесь!
Пью, радуюсь. Что, Пенелопчик, говорят, рыжим нынче счастье привалило? Увезу тебя на Итаку, забудешь и Дядю-паскуду, и обещанный храм Артемиды… Все у нас хорошо будет, солнышко! А самого нет-нет, да и кольнет невзначай: ночь, плащ на земле, жаркая темнота обнимает меня руками куретки. И — запах яблок. Что ж ты замуж выскочить поспешила, троюродная?..
Я все таки кобель. Хуже Аргуса.
…отплытие. Погостили — пора и честь знать. Вернее отплываю не я: отплывают наши, захватив Пенелопу, потом Идоменей-критянин с «пенными братьями», явившимися на зов — а я с Диомедом по земле еду.
Провожу до Аркадии, а там: ему на восток, в Аргос, мне на северо-запад, к мысу Араке. Хоть наговоримся всласть…
У мыса меня корабли ждать будут. Критянин сказал: ему по пути, он к феспротам по делам собрался, а Итака — невелик крюк. Няню я к Пенелопе приставил, остальных чуть не силой спровадил; только Эвмей с собакой за мной увязались.
По дороге о троюродной сестре старался не заговаривать: Диомед почему-то злился.
Ладно.
…гонец перехватил нас в захолустной Тегее, когда мы уже собрались прощаться.
Мятеж!
Калидон захвачен!
Впервые понял: вот она, война! Рукой подать…
Война есть, а радости нет. Одна спешка: корабли уже, наверное, подошли к Араксу. Махнем через залив — эй, Калидон Этолийский, царство легенд и скупердяев! встречай!..
…не езда — скачка! Бешеная, стремительная. Успеть, успеть! Мелькают скалы, сосны, скрученные в узлы, снова скалы; вьется змеей бесконечная дорога, жалит щебнем из-под копыт. Быстрее! Еще быстрее! Как там Эвмей? Он ведь верхом только-только… Ничего, держится. Клещом в коня вцепился, не отдерешь.