Это из моего прошлогоднего дневника, запись от 27 мая. Дальше — жизнерадостные строки о том, как все великолепно и как неправы специалисты-папирусологи, больше двух недель на плаву нам не сулившие.
А уже 28 мая я записал вот что:
«Нас заваливает на правый бок. Волны идут справа, папирус с этой стороны намокает больше. Если не вмешаться, наша палуба может стать правым бортом, а левый борт — палубой. Тур считает, что большой парус исправит положение, но и не сбрасывает со счетов перераспределение груза.
…Завтра весь груз будет перемещен с правого борта на левый и ближе к носу…»
С того дня перетасовка багажа стала нашей постоянной и естественной обязанностью. Кувшины с водой и с пищей — мы без конца перетаскивали их с места на место, снова и снова находя для них точку, позволявшую уравновесить качели, один конец которых оседлал океан.
Иногда нам казалось, что весы выровнялись, —
«7 июня. Лодка ведет себя прекрасно», —
Но океан усаживался поудобнее, и —
«8 июня. Кренимся на правый борт, и довольно значительно, вся правая половина кормы пропиталась водой, под ногами хлюпает, будто забрел в болото».
К тому времени мы уже понимали, что беда не только — и не столько — в размещении груза, — виновата сама лодка, качество ее постройки.
«…Я заметил, что вообще правая сторона сделана хуже, чем левая, папирус уложен не так тщательно, местами вылезает из-под веревок, коробится. «Да, — ответил Тур. — Левую сторону делал Муса, а правую — Омар…»
· · · · · · · · · · · ·
«…Теперь очевидно, что лодка должна быть идеально симметричной (имея в виду вес и объем папируса), иначе неизбежен крен, а при крене сразу возникает порочный круг: чем больше намокает папирус, тем он тяжелее, чем он тяжелее, тем глубже в воде и больше намокает, и так далее».
Золотые слова! И все-таки мы опять споткнулись на той же колдобине. «Ра-2» не вполне симметричен. Правда, его слабое место — уже не корма, а нос. Волны заливают нос и уходят, просачиваясь между «сигарами», папирус успевает намокнуть, а высохнуть не успевает, и свинцово-тяжкие снопики, насмешившие Жоржа, ничего веселого не предвещают.
«14 июня 1969 г. После завтрака собрались в хижине и долго дискутировали, обсуждали возможные варианты освобождения кормы. Всем ясно, что затопление ее будет прогрессировать. Тур попросил Нормана показать на карте, где мы находимся, и сказал, что, возможно, придется пристать к одному из островов группы Зеленого Мыса, дабы укрепить корму имеющимся в запасе папирусом».
История повторяется. Сперва как бы в шутку, потом все настойчивее возникают на борту разговоры о промежуточном финише, о том же Зеленом Мысе или даже об Африканском побережье — пришвартоваться, вытащить лодку, просушить на солнышке. Но Тур, в отличие от прошлого года, и слышать об этом не хочет.
Как всегда, он возражает по пунктам.
Во-первых, корабль на берегу будет сохнуть очень медленно и нет гарантии, что не сгниет внутри.
Во-вторых, до островов Зеленого Мыса три недели ходу, а до Барбадоса — шесть, всего вдвое больше.
В-третьих, даже если весь «Ра» уйдет вглубь, мы сможем продолжать плаванье, ибо кабина задумана как самостоятельный поплавок, получится что-то вроде подводной лодки в позиционном положении.
Но самое главное, до этого же еще не дошло, и когда еще дойдет, и дойдет ли? «Ра-2» совсем не так плох!
Вот уж что верно, то верно. Пусть до Барбадоса на самом деле не шесть недель, а восемь, пусть плавучесть хижины никто не испытывал, но последний тезис вне всяких сомнений. «Ра-2» держится молодцом, его погружение пока что не доставляет нам конкретных неудобств, эффект его — чисто отвлеченный, абстрактный, да, пожалуй, эмоциональный — мы весьма отчетливо помним последние дни «Ра-1»:
«24 июня. Состояние правого борта и палубы неважное. Папирус местами разъехался, очень сильно наклонена вправо кабина, ходить по палубе невозможно — только по борту».
«29 июня. Не вызывает сомнений, что мы погружаемся больше и больше, хотя и медленно: несомненно также, что мы не сможем затонуть, но что «Ра» будет затоплен по палубу — это точно».
«3 июля. Вода притягивает к себе «Ра». Она свободно переливается через правый борт и стоит на палубе озером».
«9 июля. Справа рвутся веревки, связывающие папирус, весь правый борт ходит ходуном и грозит оторваться от нас…»
А начиналось тоже с малого, едва заметного, — что-то где-то перекосилось, набухло, намокло, — нет, повторения этой истории мы не хотим. Лодка построена не идеально, лодка перестояла в порту, зря расходуя запас непотопляемости, — но поздно теперь об этом жалеть, и бранить, кроме себя, некого — нужно выпутываться, и чем раньше, тем лучше.
Собрался совет: капитан, провиантмейстер, кок, врач. Пролистали книгу, где учтены запасы нашего продовольствия, и приговорили к выбросу добрую треть.
Описание акции опускаю. Меня с детства учили беречь хлеб, ругали, если крошку ронял на пол, — а тут за «Ра» потянулся длиннющий шлейф, плыли норвежские, египетские, русские хлебцы, плыли рис и кофе, макароны и сухофрукты, —
Прости нас, Ивон!
Радовалась одна обезьяна. Мы наполовину завалили провиантом корзину, где она днем сидит, она никогда не видела такого изобилия и лопала все подряд без разбора.