— Ничего, сам и откроет, — уверенно высказался Степан. — Видно же, что он жив, но хочет около смерти немного побыть.
Ксюша подумала и согласилась.
Вдруг из уст гостя почти шепотом, среди общего молчания, вырвались слова… Необычные, но близкие по звучанию.
— Да это на санскрите! — воскликнул Сергей (он немного знал этот язык). — Только текст непонятный, чувствую, не индусский даже.
Потом прошептались русские слова. Но тихо?тихо. Вроде того, что Бог не знает Свою последнюю тайну и ищет ее найти.
Однако такой смысл виделся предположительно, слова были обрывочны и не ясны.
Потом все кончилось. Все молчали, не зная, что и думать. Данила оставался не здесь.
— Ну и пусть будет пока не здесь. Может быть, он еще чего?нибудь скажет, — уважительно по отношению к Даниле вымолвила Алла.
— Правильно. Пульс у него нормальный. Пусть себе лежит. А мы стол накроем около него и сядем рядышком, — обрадовалась Ксюша.
Так и решили: не будить пока. Расставили столик с печеньем, бутербродами, конфетами, винцом и самоваром. И тихонько, с уважением к лежащему, расселись, поглядывая на него…
Когда же разлили чай, Данила вздохнул и открыл один глаз. Глаз был дикий и не вязался с текстом, который он произносил лежа.
Другой глаз упорно не открывался.
— Надо познакомиться, наконец, — сказала Ксюша. — Пусть он и с одним глазом. Ничего. Кое?что видать.
Но ответом была благоговейная тишина. Даже Толя отложил гитару.
«Хоть бы сказал тогда чего», — подумала Ксюша.
И вдруг открылся второй глаз, уже не такой дикий. Данила нехотя, помято приподнялся на диване.
— Прошу прощения. Со мной бывает иногда.
Забылся.
— Вы, однако, на санскрите говорили, в забытьи?то, — заметила Лена.
— Во время такого не только на санскрите, а еще на каком?нибудь не существующем никогда языке заговоришь, — потверже уже определил себя Данила и добавил: — Водочки?то налейте. Заодно и познакомимся.
В шкафу тут же нашлась и водка. Вид у Данилы был отнюдь не сонный, даже в высшем смысле сна, но замешанный на сочетании всего мыслимого и немыслимого.
Взглянув на него, проснувшегося, все почти разом запричитали:
— Свой, свой… свой!!
Ксюша подскочила к Степану и поцеловала его- «молодец, Степанушка, своего привел!»
Данила мрачно оглядел присутствующих и мрачно сказал:
— Да и вы свои.
Дружба немного истерично, но состоялась. Сразу нашли общий язык, и беседа потекла, как будто давно знали друг друга. Но, с другой стороны, от Данилы веяло чем?то новым, непонятным и ошеломляющим. Один глаз Данилы иногда то закрывался, то опять открывался — непроизвольно, но как надо. Поражала в нем смесь дикости и интеллектуализма ангелов. Понемногу раскручивали перед ним и историю со Стасиком.
И когда наконец Даниле подробно, с особенностями, рассказали о происшествии в морге, а потом о появлении на автобусной остановке живого Стаса, — то Данила однозначно всех изумил. Закончили, а он ут?робно захохотал, а потом вообще расхохотался так, что Ксюша подумала: а ведь его не унять. Даже Алле — слегка от безумия — передался его смех.
— Что это вы так? — поинтересовалась Лена. — Если столкнетесь с этим в жизни, то небось вздрогнете.
— Да я и так давно вздрогнутый, — ответил Данила, широко улыбаясь. — А если серьезно, то это же счастье, если так… Пора ведь, пора наконец взорвать этот весь вселенский порядок. Надоел он, вот так, — и Данила сделал резкое движение. — Рождение, взросление, смерть, покойник. Нет чтобы из могилки?то выскакивать, погнив вволю, в мире земном снова погулять, поплясать, песенки спеть под гитару, а потом, может быть, по другим мирам, видимым и невидимым, как перекати?поле пошляться, потом вернуться опять — в ту же московскую метафизическую квартирку и покуролесить как следует, гномам морду набить…
— Хи?хи?хи, — Ксюша не могла удержаться.
А Лена внимала уже с упоением: Данила другим обернулся лицом.
— А то скушно, — произнес Данила, сокрушенно покачав головой. — На Руси веселие должно быть, а не этот идиотский вселенский миропорядок. Живые, мертвые… Тьфу! — Данила даже сплюнул. — Все иначе должно быть. А уж если посмотреть на теперешнее земное устройство и проекты в этом плане, так сказать, то здесь такая мертвечина, такая скука смертная будет — что у тараканов глаза на лоб полезут. Тут уж пути два: или превратиться в клопов, или впасть в безумие.
— Ну, это нас не коснется, — возразила Алла.
— Само собой. Я просто для смеха говорю. Мы не антиклопы, — кивнул головой Данила, отхлебывая водочку. — А вот вселенский порядок пора, пора порушить. Разве семнадцатый год — это революция? Ну, для истории, может быть. А по большому?то счету — так, курицам на смех. Мертвые не встали, сознание не расширилось. Великий поэт написал: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Оно, конечно, приятно, но уж больно противник ничтожный…
— Верно, — чуть взвизгнула Ксюша. — Мы не антиклопы! Вы кушайте пирожки?то все?таки, Данила Юрьевич!
— А вот если переделать строчки, — продолжал тихо Данила, — вот так, к примеру: «Мы на горе демиургам мировой пожар раздуем!» — это совсем другое дело, все?таки Боги, мироустроители…
— Браво! — вскрикнула Ксюша.
— А я хочу, чтоб и пожар был, и самовар с пирогами рядом!
— Это по?нашему, по?русски, — вставила Алла.