Вскоре огонь стал столь жарким, что Эльрику, Черион и Уэлдрейку пришлось отодвинуться подальше, чтобы не обгореть во сне. И лишь Эсберн Снар с Гейнором Проклятым остались сидеть, озаренные отблесками пламени, два обреченных бессмертных создания, тщетно пытавшиеся согреться, изгнать озноб вечной ночи; два создания, что с радостью предпочли бы огни Преисподней своим нынешним страданиям; они тосковали по иному бытию, которое знавали прежде, где не было боли, где мужчинам и женщинам не приходило в голову продать душевный покой за пестрые и бесцельные радости потустороннего мира.
— Как прекрасно крылышко бабочки, — произнесла Черион неожиданно, словно отзываясь на мысли Эльрика. — Вся щедрость природы в прелести розы. Знаете эти строки, мастер Уэлдрейк?
Поэт был вынужден признать, что нет. Размер заинтересовал его. Едва ли он избрал бы подобный ритм для выражения своих чувств.
— Думаю, пора спать, — вымолвила она с сожалением.
— Сон — одна из моих любимых тем, — воодушевился Уэлдрейк. — У Дэниела есть прекрасный сонет. По крайней мере, с академической точки зрения. Вам он знаком?
О, сладкий Сон, сын Черной Ночи,
Брат Смерти, что рожден в безмолвной тьме,
Даруй покой ты и сомкни мне очи,
Тревоги пусть исчезнут в тишине…
И лишь наутро станет вновь несчастный
Скорбеть о юности, растраченной напрасно.
Он продолжал читать, не замечая ни холода, ни ветра, пока глубокий сон не сморил его, как и остальных…
На рассвете пошел снег. Единственным, кто обрадовался этому, был Эсберн Снар: он с наслаждением вдохнул морозный воздух, облизнул губы, пробуя снежинки на вкус, и с удвоенным усердием принялся разводить костер и готовить завтрак. Остальные ежились, проклиная судьбу, как вдруг раздался гневный голос Гейнора:
— Разве вы забыли, что мы заключили сделку, сударыня? Вы сами это предложили!
— Никакой сделки больше нет, сударь. Я исполнила все, что обещала. И теперь свободна. Я привела вас сюда. Можете дальше искать сестер — но без меня.
— У нас одна цель! Это безумие, вы не вправе покинуть нас! — Принц Гейнор угрожающе схватился за меч, но гордость не позволяла ему обнажить оружие. Он был уверен, что сумеет убедить девушку, подчинить ее своей воле, и был уязвлен до глубины души. Это читалось в каждом его движении, в каждом слове. — Ваша семья тоже ищет сестер. Они найдут их! Зачем нам разлучаться?
— Нет! — воскликнула Черион. — По какой-то причине — не могу понять почему — сестры отправились туда, но мой дядя — в другую сторону. И я пойду за дядей, сударь!
— Мы договорились, что будем искать сестер вместе.
— Это было до того, как я узнала, что дядя с бабушкой в опасности. И я пойду за ними! Иначе и быть не может.
И, без единого слова прощания, она устремилась прочь, точно не могла больше терять ни секунды. Только снег посыпался с ветвей…
Уэлдрейк, собиравший книги и нехитрые пожитки, закричал ей вслед. Он пойдет с ней! Ей нужен защитник! И, наскоро простившись с остальными, бросился за возлюбленной. На лесной поляне опустилось ледяное молчание, и трое оставшихся переглянулись.
Он пойдет с ней! Ей нужен защитник! И, наскоро простившись с остальными, бросился за возлюбленной. На лесной поляне опустилось ледяное молчание, и трое оставшихся переглянулись. Во взглядах их сквозили неуверенность и смущение.
— Ты пойдешь со мной за сестрами, Эльрик? — наконец подал голос Гейнор. Он первым пришел в себя, но в голосе слышалась мольба.
— У них та вещь, которую я ищу. Поэтому я должен их отыскать.
— А ты, Эсберн Снар? — спросил его принц. — Ты с нами?
— Ваши сестры мне не нужны, — отозвался штурман. — Вот если бы у них был ключ к моей свободе…
— Два ключа, похоже, у них есть. — Эльрик дружески похлопал седоволосого по плечу. — Почему бы не быть и третьему?
— Ну что же, — пробормотал Эсберн Снар. — Тогда я с вами. Мы идем на восток?
— Да, ибо на восток идут и сестры, — ответил Гейнор.
И трое спутников — высокие, худые, точно горностаи, — двинулись на восток. Путь их лежал вверх по склону долины, по замерзшим холмам, к древней горной гряде, где гранит крошился под ногами. Становилось все холоднее, снег делался глубже, и вскоре им пришлось растапливать лед, чтобы добыть воды. Лишь в полдень солнце начинало припекать, и тогда оживало все вокруг, и серебристые ручейки с журчанием струились меж сверкающих ледяных осколков.
Гейнор шел молча, погруженный в мрачные думы, зато Эсберн Снар с каждым шагом делался все оживленнее, точно наконец оказался в родной стихии. Он ни на миг не расставался со своим свертком, даже когда ел или спал. И однажды, пробираясь осторожно по краю засыпанного снегом ущелья, по самой кромке ледника, под шум ревущего внизу потока, пробивавшего дорогу сквозь снег и лед, Эльрик спросил, что за ценность он так бережно хранит. Может быть, это чей-то подарок на память?
Они вдвоем остановились передохнуть на узкой тропе, едва ли в фут шириной, и Гейнор один упрямо двинулся дальше, не замечая ничего вокруг.
— Да, можно сказать, это настоящее сокровище! — Эсберн Снар мрачно усмехнулся. — Ибо я ценю его превыше всего на свете. Как свою жизнь, если угодно. Я бы сказал даже, как свою душу, но, увы, душа моя едва ли чего-то стоит.