— И такова была участь моей. — Усмешка Эльрика открывала куда больше, чем пыталась скрыть. — Именно потому Мелнибонэ рухнула, как изъеденная червями скорлупа, от одного толчка…
— Ладно. — Голос Розы прерывает их излияния. — Давайте за дело.
Она предлагает план, как им ночью добраться до Дунтроллина, проскользнуть под покровом тьмы под платформу, а затем — по лестнице вверх. Там их поведет, как охотничий пес, Фаллогард Пфатт, чьи способности помогут отыскать трех сестер.
— Но нужно еще обсудить детали, — добавляет она. — Я могла упустить какие-то частности.
— Совершенно верно, сударыня, кое-что вы упустили. — Ясновидящий любезно поясняет свою мысль. Щели в кожаных пологах, скрывающих колеса, наверняка охраняют. Воинственные жители Дунтроллина, скорее всего, будут готовы оказать отпор вторжению. Сам он никогда прежде не видел сестер, а значит, на дар его полагаться нельзя. Более того, нет никакой уверенности, что сестры будут рады встрече. И как им потом выбраться из Страны Цыган? Перелезть через мусорные завалы почти невозможно, стражники всегда начеку.
Да и в любом случае Пфаттам об этом нечего и думать, поскольку они здесь, подобно многим несчастным душам, в вечной власти пленившего их психического тяготения и обречены вечно странствовать по Дороге и найти рано или поздно успокоение под ней.
— Так что нас держат здесь не только черные стрелы и стены из отбросов. Страна Цыган правит этим миром. Они обладают необъяснимой темной силой. Они заключили какую-то сделку. Им удалось поставить себе на службу сам Хаос — или часть его. Вот почему, как я думаю, они не смеют остановиться. Все упирается в их беспрестанное движение.
— Тогда мы должны остановить Страну Цыган, — просто отозвалась Роза.
— Это невозможно, сударыня. — Фаллогард Пфатт в отчаянии покачал головой. — Она существует, чтобы двигаться. Она движется, чтобы существовать. Поэтому Дорога никогда не меняет направление, а лишь надстраивается, даже когда погрузилась в пучину земля — как в том заливе, который нам вскоре предстоит пересечь. Они не могут изменить Дорогу. Я задавал им вопрос, когда мы только прибыли сюда. Они сказали, это слишком дорого, общество не может себе этого позволить. Но это неправда. Они не в силах изменить свой курс, как не может сменить орбиту планета, что кружится вокруг солнца. А любая попытка бежать отсюда подобна попытке камешка избегнуть притяжения земли. Нам сказали, пусть это нас не беспокоит. Что волноваться надо лишь о том, чтобы остаться на платформе, а не под ней.
— Так это просто тюрьма, — восклицает Уэлдрейк, продолжая угощаться сыром, — а вовсе не свободная страна! Отвратительное надругательство над естественным ходом жизни! Мертвый порядок, который только на смерти и держится. Неправедный — и держится на несправедливости. Жестокий — и держится на жестокости. Зато все мы видели, как троллонцы не нарадуются своей культурности, доброте и хорошим манерам, а у них под ногами бредут мертвецы, единственная опора их глупости и самообмана! Что за пародия на истинный прогресс!
Матушка Пфатт повернула сморщенную, точно печеное яблоко, головку к Уэлдрейку и добродушно хмыкнула, без всякой издевки:
— То же самое сказал им мой брат. Каждый раз говорил им. Но он умер там, внизу. Я была с ним. Я почувствовала, когда он умер.
— О! — Поэт, казалось, оплакивал эту смерть вместе с ней. — Проклятая насмешка над свободой и справедливостью! Какая бесчестная ложь! Ибо когда хоть одна душа в этом мире страдает, как страдают сотни тысяч или даже миллионы, все они виновны.
— Да, эти троллонцы — славные ребята, — саркастически отозвался Фаллогард Пфатт. — Такие добродетельные и милосердные. Похваляются своей мудростью и терпимостью…
— Нет. — Уэлдрейк встряхивает огненно-рыжей гривой. — Они могут считать, что им повезло, но дело не в доброте и не в мудрости! Иначе в конце концов такие люди соглашаются на все, что угодно, лишь бы сохранить удобства и привилегии, поддерживают своих правителей, избирая их с истинным демократическим и республиканским рвением. Так все устроено, сударь. И они даже не думают, насколько все это несправедливо. Лицемеры до кончиков ногтей! Будь на то моя воля, я бы немедленно остановил всю эту пародию на прогресс!
— Остановить Страну Цыган! — Фаллогард Пфатт издевательски расхохотался, а затем добавил с подчеркнутой серьезностью: — Будьте осторожны, мой дорогой. Здесь вы в кругу друзей, но в ином обществе такие мысли почитают за ересь! Так что молчите, сударь! Молчите!
— Молчать! К этому не устает призывать любая Тирания! Тирания рычит: «Молчите!» — даже своим рыдающим жертвам, даже когда слышит, как стонут и молят о пощаде раздавленные ее железной пятой миллионы. Это падаль, которой черви придают подобие Жизни, труп, трепещущий под весом личинок, гнилой остов идеальной Свободы… Вольная Страна Цыган — это чудовищная ложь! Движение, сударь, это еще не Свобода! — выдохнул разъяренный Уэлдрейк.
Краем глаза Эльрик видел, что Роза поднялась и вышла из комнаты: должно быть, бурные дебаты прискучили ей.
— Колесо Времени со скрежетом вращает миллионы зубцов, которые цепляют другие миллионы, и так до бесконечности… или почти до бесконечности. — Фаллогард Пфатт опасливо покосился на свою матушку, которая вновь смежила очи. — Смертные — лишь его пленники и служители. Такова истина, и никуда от этого не денешься.