— Прощения просим. Мыслю я, друг мой Олег покажет, где тут ветром свежим дыхнуть можно, и прочее.
Молодцы на конце стола тоже подпрыгнули и начали выбираться к дверям. Во дворе Олег попытался провести гостей к домику над выгребной ямой, но они остановились возле сваленного стожка сена и дружно рухнули в него.
— Да-а, — почесал нос Любовод. — Косточки они мне счас перемывают… Ксандр, может, слазишь, послушаешь?
— Куда лезть-то? — обвел рукой бревенчатую стену молодой кормчий. — Токмо хлев да окно с девицей.
— Девицу не трожь! — предупредил Олег. — Это моя невольница. Никому не дам, сам съем!
— Да ты никак спутницей обзавелся, бродяга? — задорно толкнул Олега в плечо новгородец. — Чем это она тебя проняла?
— На все воля богов, Любовод, — отмахнулся Середин. — В поход на торков я с муромцами ходил. Разнесли поганых в пух и прах, обобрали до нитки, а мне их добычи вот эта малышка досталась.
— А чего не скинул сразу, на серебро не поменял?
— Самому нравится. — Решив не вдаваться в подробности, отрезал ведун. — А ты чего тут закрутился? Елага, как я заметил, богатством особым не прославился.
— Отец дело замыслил расширить, в Угличе пару лавок заиметь. А зачем на пустом месте начинать, коли уже готовым попользоваться можно? Породнимся со Скотиным, станем через его прилавки добро сбывать. Что своих ладей он лишился, ведаем. Но лавки и приказчики при нем остались. А ладьи у нас с братьями есть, сгружать не успевают. Хотя батя мне как сказал? Поезжай, посмотри. Коли девка понравится — так бери, лавки отца ее и приданое в самую жилу придутся. А не ляжет на сердце — так и вертайся взад, сами на Углич выход найдем.
— И как девка тебе? — полюбопытствовал Середин.
— А чего, девка в теле, — довольно ответил купец. — Есть за что подержаться, где прижаться, погреться под одеялом. Крепкая вся из себя. Рожать без тягостей станет, не захворает. И воспитана в доме купеческом, хозяйство вести умеет.
— Экий ты, Любовод… — После пары литров коварного греческого вина у Олега появилось нездоровое желание поучить кого-нибудь уму-разуму. — Все у тебя токмо о суете. В теле — не в теле, красивая — не красивая. Как хозяйством занимается, как детей рожает. А о любви ты подумал? О душе, о страсти?
— Чего? — не понял новгородец.
— О душе, говорю, — вздохнул Середин. — Тебе ведь с ней остаток дней своих до самого гроба жить. Представляешь — еще лет пятьдесят в одном доме с женщиной обитать, с которой и поговорить не о чем, и обсудить чего невозможно.
— Тебе ведь с ней остаток дней своих до самого гроба жить. Представляешь — еще лет пятьдесят в одном доме с женщиной обитать, с которой и поговорить не о чем, и обсудить чего невозможно. Которая слишком тупая и ничего не понимает или слишком умная и корчит из себя цацу рафинированную.
— Рафи… Чего?
— Ну характер-то совпадать должен. Не то не жизнь, а сплошная ругань получится.
— Когда мне с ней ругаться-то, ведун? — хмыкнул купец. — Я, пока лето, в пути, а как к зиме вернусь — по лавкам в отъезде. Коли из каждых десяти дней в году два вместе проведем, и то ладно.
— Нет, ты не прав, — замотал головой ведун. — Ну сам подумай, Любовод, вернулся ты из странствий своих, приключений пережил немало. Хочется рассказать кому, поделиться. Хочется, чтобы кто-то попереживал за тебя, восхитился. А жена половины слов вовсе не понимает, а про прочее — ее больше число яиц у несушек заботит, нежели то, как ты в шторм через рифы перескакивал. И так — при каждом возвращении.
— А ведь дело ведун молвит, — неожиданно поддержал Олега молодой кормчий. — Помню, пока отец в плавании, мать все себе места не находила. А как вернется, кидалась на шею, спрашивала, что и как, и пока отец рассказывал, охала и пугалась, а он смеялся и на руках носил. И льнули друг к другу, аки голубки. Мыслю, коли жене моей без разницы будет, как я плавал, с чем вернулся, так я себе другую лучше заведу. Чтобы боялась за меня, чтобы на руках носить хотелось. А хозяйство… Че хозяйство? Все едино я из похода больше привезу.
— Ишь, каковы… Ждала, кидалась, плакала, боялась… — поморщился Любовод. — А поди ты угадай, станет она такой душой любящей, как сказки рекут, али просто обязанность пред богами справлять будет?
— А не только на щеки румяные и понизь жемчужную смотреть надобно, — наклонился к нему ведун. — Поговорить надобно, за руки подержаться. Узнать, споетесь ли, как голубки, али сразу как кошка с собакой разлаетесь.
— Ну да, самый умный, — криво усмехнулся новгородец. — Кто же меня к ней подпустит до женитьбы-то? Мы, чай, не простые смерды, чтобы по стогам на поле кувыркаться. Пока не сговоримся, клятвы пред богами не дадим, нас наедине никто ни в жисть не оставит.
— Сложности придуманы специально для того, чтобы их преодолевать, — с умным видом выдал известную банальность Олег. — Зорислава ведь постоянно с матерью не сидит. С нею часто девка какая дворовая, а то и вовсе одна кукует. Девку можно либо соблазнить, либо подкупить. Пробраться к Зориславе в светелку, посидеть с ней, поговорить. Поцеловать, если получится. Остальное и после свадьбы сотворить можно, коли друг другу глянетесь.