— Я некоторое время пробыл в частной клинике, а потом в госпитале Горы Синай в Беверли-Хиллз. Мне посчастливилось — а может, наоборот — нарваться на отличного психотерапевта, истинного мастера своего дела.
— Наоборот?!
— Возможно. Доктор Слоко убедил меня — или позволил мне самому себя убедить, — что я и в самом деле спятил и чтоя пережил серию необычных и крайне реалистичных галлюцинаций. После чего я быстро пошел на поправку. Но я до сих пор не уверен, что…
— Ты просто должен как-нибудь мне об этом рассказать. Но я боюсь, что эти галлюцинации дают Вестерну преимущество перед тобой. Стоит ему захотеть, и он может сослаться на твой нервный срыв. И сказать — или хоть намекнуть, что ты снова болен.
И сказать — или хоть намекнуть, что ты снова болен. И на твою научно-фантастическую теорию никто и внимания не обратит.
— Я отлично отдаю себе отчет, — скривился Карфакс, — какой это козырь в руках моих противников. Вестерн может так поступить, если его прижмет. Ты…
Он смолк. Ему не хотелось говорить, что двое, из которых у одного психика не в порядке, а другая скорее всего неуравновешенна, едва ли могут быть хорошими союзниками.
— Это мы обсудим позже, — возразила Патриция. — Я пришла к тебе, потому что ты мой двоюродный брат и решительно не сторонник Вестерна. И у тебя есть опыт расследований. И…
— Ладно, пусть так, — уступил Гордон. — Может, хватит кидать камни по кустам?
— Что?
— О чем ты хотела меня попросить в случае, если я поеду к Вестерну?
— Логично, правда? — спросила Патриция, наклонясь поближе. — Я понимаю, что не вправе просить, ведь тебе предоставят только один сеанс. Тебе, наверное, захочется поговорить с женой, с родителями, с кем-нибудь из близких. Или, раз уж ты преподаешь историю, тебя может заинтересовать… ну, скажем, не стоял ли за убийством Линкольна министр обороны Стентон?
— Ласалль из Чикагского университета уже разрабатывает эту тему. У него федеральная субсидия.
— Но выяснить, был ли твой отец убит и кем, — помолчав, добавил Гордон, — куда важнее, чем смерть Линкольна. Возможно, с тех пор и не было дела об убийстве большей важности.
— Ты это сделаешь! — вздохнула она.
— Подумаю.
Он сказал себе, что побочным эффектом беседы явилось противоречие его же собственной теории. Вместо того чтобы напомнить себе твердо, что речь идет о существах негуманоидных, но живых, он начал думать о них как о покойных людях. За помощью Патриция обратилась к нему, но заявлениям Вестерна она поверила.
ГЛАВА 5
Гордон Карфакс и не представлял, что когда-нибудь снова вернется в Лос-Анджелес.
И вот теперь он смотрит в иллюминатор самолета, идущего на посадку в международном аэропорту Риверсайд. Хотя пейзаж внизу скорее напоминает подводный: сквозь толщу серозеленого смога, окутавшего всю Западную Аризону, очертания гор настолько размыты, словно видишь их не с борта самолета, а из субмарины. Где-то там, за его густой пеленой прячется заповедник «Кофа Гэйм», где, по слухам, еще сохранилось несколько последних североамериканских пум — со слезящимися глазами, задыхающихся от кашля и еле волочащих лапы.
Кроме них еще выжили только кактусы сагуаро, которые во всех остальных районах находились на грани вымирания. Но в том, что этот вид гигантского кактуса почти практически исчез с лица Земли, следовало винить, конечно, не только загрязненную атмосферу.
Президент Соединенных Штатов торжественно обещал, что уже через десять лет — чего бы это ни стоило! — степень загрязнения воздуха снизится до уровня 1973 года.
Самолет приземлился и подрулил бортом к телескопически выдвинувшемуся навстречу ему-переходу, по которому Карфакс прошел внутрь куполообразного здания аэровокзала с кондиционированным воздухом. Он сразу узнал встречавшего его — с Эдвардом Турсом, высоким плосколицым худощавым мужчиной с коротко остриженными седыми волосами, он уже встречался по видео, когда договаривался о визите к Вестерну.
Они пожали друг другу руки и перекинулись несколькими фразами о смоге как бы он ни надоел, зато всегда мог послужить темой для начала разговора. Затем они вскользь коснулись растущих цен; пляжей, с которых разворачивают всех, кто не прошел теста на внешнюю привлекательность; резни в Филадельфии; Иранского кризиса и катастрофического снижения среднего уровня грамотности.
Впрочем, разговаривать долго не пришлось: из щели багажного отделения две механические руки выдвинули чемоданы Карфакса, тут же подкатилась юркая четырехколесная «черепашка» и руки бережно установили вещи на ее плоской спине. «Черепашка» устремилась к Гордону и замерла в футе от него. Карфакс сунул в щель счетчика свою карточку, и тут же два юных носильщика подхватили его багаж, а «черепашка» развернулась вокруг своей оси и укатила.
Туре и двое сопровождающих были одеты в летние дневные деловые костюмы апельсинового цвета На шее у каждого на массивной серебряной цепочке висел большой серебряный анкх[1], в центре которого в круге сверкала большая золотая «М», очевидно, означавшая «МЕДИУМ». Такие же медальоны красовались на шеях у большинства присутствующих в аэропорту.
— К сожалению, доктор Карфакс, нам придется поехать отсюда на экспрессе, — извиняясь, сказал Туре, — мы больше не пользуемся транспортом с двигателем внутреннего сгорания — ни в аэропорту, ни вообще нигде. Пресса выставила нас полными экологическими идиотами! Но вы-то знаете…