Он обнаружил, что Миракл Майл не особенно и изменилась, только пешеходных мостиков стало больше. Улицы по южной стороне, Восьмая и соседние с ней, больше не состояли из сплошных особняков. Их снесли и заменили высокими многоэтажками и парковками. Меж ними торчала структура на восемьдесят этажей без единого окна, скрывающая нефтяные насосы.
На станции «Ла Бреа» он поднялся лифтом на платформу и через минуту уже садился в экспресс Экспресс доставил его прямиком до остановки «Сансет», где он пересел в автобус до Хайленда. Оттуда он добрался на такси Туре встретил его у вОрот здания Вестерна.
— Вы, наверное, слышали вчерашние дебаты в телеэфире? — спросил он.
— А кто не слышал? — усмехнулся Карфакс.
— Возможно, вы не знаете, что племянница Шэлланда подает на нас в суд, — сообщил Туре. — У нее нет ни единого шанса, поскольку епископ подписал бумаги, освобождающие нас от ответственности. Но это чертовская канитель. Мистер Вестерн, — конечно, даст показания в суде, чтоб избавиться от нее, но это создаст скверный прецедент Хотя во всем этом есть и одна хорошая сторона. Разумеется, с нашей точки зрения, — добавил он, увидев, как поднялись брови Карфакса. — Мы собираемся через пару дней расспросить самого епископа. Чтобы не возникало сомнений относительно его личности, мы пригласили и его племянницу. Она отказалась, но у нас достаточно людей, близко с ним знакомых, которые смогут его опознать.
Карфакс следовал за Турсом ко входу в здание.
— Зачем вы это делаете? — поинтересовался он.
Туре уже открыл было перед Карфаксом дверь, но загородил собой вход.
— Что вы имеете в виду?
— Зачем вам говорить с епископом?
— Вот оно что! — усмехнулся Туре. — Ну, если епископ не в аду, не в раю и не в чистилище, и он сам это подтвердит, что тогда останется от его религии?
— Вы опубликовали около дюжины интервью с католиками и представителями прочих исповеданий, — ухмыльнулся Карфакс.
— Если верующие отвергают свидетельства самих пап, вроде Иоанна XXIII или Пия XI, чем их потревожит свидетельство простого епископа?
— Они могли сомневаться в самой личности этих пап. Но Шэлланд только что умер, и…
Он умолк и уставился куда-то поверх головы Карфакса.
Карфакс задрал голову и увидел самолет, летящий над горами с северной стороны. Моноплан с двойным двигателем так быстро пересек горы и преодолел полпути к долине, что Карфакс только тут догадался, что он делает. Или вернее, намеревается сделать.
— Кретин! — заорал Туре. — Он сейчас врежется!
— Не-е-е-ет! — завопил Карфакс и нырнул в пластиковую растительность. Он продрался сквозь жесткие листья, ударился о ствол, почувствовал, как тот сгибается от удара, и услышал рев двигателей. И тут что-то огромное и безжалостное подняло его и завертело в воздухе полубесчувственное тело, еще и еще, пока он окончательно не лишился сознания.
ГЛАВА 10
Очнулся он лежа навзничь. Боли он не испытывал — пока не испытывал — и не имел ни малейшего представления, что случилось и где он находится. Он не мог шевельнуть рукой или ногой и ничего не слышал. Мимо пробежала, воздев руки, какая-то женщина. Ее почерневшее тело было совершенно обнаженным, если не считать изодранной блузки; волосы превратились в обугленный ком. Потом она исчезла, и, насколько Карфакс мог понять, он остался один. Синее небо заволокло черным дымом. Что-то ударило его в бок, но он был не в силах даже обернуться и посмотреть, что именно.
Спустя недолгое время над ним совсем низко проплыл вертолет. Он ощущал потоки горячего воздуха от его двигателей, хотя и не слышал их. Он попытался закричать. Рот его открылся. В голове взревело. Темнота накрыла его снова.
Когда Карфакс очнулся во второй раз, он лежал в постели, укрытый одеялами, с привязанными руками и ногами. На сей раз он мог двигать ими самую малость, хотя тут же пожалел о попытке. Они начали болеть, а собственная голова казалась eмy сплошным сгустком крови. Ему представлялось, что именно так и чувствовал бы себя его мозг, если его раздавить в кровавую массу. Человек в белом халате собирался установить респиратор.
Когда он открыл глаза в третий раз, то увидел над собой плачущую Патрицию. Он был в больничной палате; медсестра писала что-то на листке бумаги, прикрепленном к стене. Он мог повернуть голову, хотя и ценой изрядных страданий, а сквозь руки и ноги словно были пропущены провода высокого напряжения, по которым пульсировала боль.
— Этот самолет, — сказал он Патриции. — Он нарочно врезался в дом.
Собственный голос эхом отдавался у него в голове.
Сестра прервала свое занятие и подошла к его постели.
.. — Не надо напрягаться, мистер Карфакс. Просто усните. С вами все будет в порядке. — Голос ее доносился как бы издалека.
— Спина не сломана? — спросил он.
— Нет, но сломана нога и два ребра. А в остальном все нормально.
….. — Я боялся, что барабанные перепонки лопнули, — сообщил он. Который час?
— Пусть это вас не беспокоит; мистер Карфакс. Все равно сейчас вы никуда не пойдете.
— Почти двенадцать. — Патриция сквозь слезы взглянула на циферблат.
— Полночь?
— Гордон, делай, как сестра сказала. Когда ты проснешься, я буду здесь.