Лучше бы ему об этом не думать. С тем же успехом можно посоветовать морю не обращать внимания на притяжение луны.
Она закурила сигарету, затянулась несколько раз и посмотрела на Карфакса сквозь дымовую завесу.
— Не хочешь рассказать, что произошло у Вестерна?
Он рассказал ей все, что считал стоящим упоминания. По окончании рассказа он понял, что рассердил ее. Длинные медлительные затяжки сменились быстрыми, короткими. Но он ошибался. Ни Вестерн, ни он сам не были объектами ее гнева.
— Ну зачем он солгал о своем изобретении? — воскликнула она. — Зачем? Да что с ним стряслось? Неужели он даже мертвый не может постоять за себя?
— Не понимаю, — растерялся Карфакс. — Да он всегда был мягкотелым! Попросту бесхребетным!
Он был готов сделать что угодно, лишь бы на него не сердились. Не выносил чужого гнева. Стоило мне только скорчить зверскую рожу, и я тут же добивалась своего! Мне было легко заполучить желаемое — кроме одной вещи, которую я так хотела и все равно не могла добиться!
Книги полны описаний женщин, которых гнев делает только прекраснее. Патриция была определенно не из их числа.
Стервоза в запале, подумалось Карфаксу.
— И чего же ты так хотела и не смогла добиться? — спросил он, ибо Патриция явно ожидала этого вопроса.
— А ты как думаешь?
— Ты хотела, чтобы он оказал сопротивление.
Она сперва удивилась, а потом обрадовалась: — Ты очень проницателен. Мне это нравится.
— Чтобы понять такое, большого ума не нужно, — возразил он и наклонился вперед. — Честно говоря, Патриция, патологический страх твоего отца перед гневом не имеет значения. Теперь-то у него нет причин для лжи. Он мертв, и никто на свете не может причинить ему зло, и он, конечно, хотел бы прославить себя изобретением МЕДИУМа. Если только…
— Если только?.
Если только…
— Если только?..
— Вот я и опять говорю так, словно это создание и впрямь твой отец, улыбнулся он. — Трудно, однако, удержаться от мысли, что это и в самом деле покойники.
— Гордон, я не желаю спорить с тобой об этом. Я знаю, что папа изобрел машину для разговора с умершими, и это в самом деле умершие! Мне противно соглашаться с Вестерном, ведь он убил моего отца. Но когда он говорит, для чего предназначен МЕДИУМ, он прав! И ты сам сказал, что голос был папин. Интересно, не обладает ли Вестерн большей властью, чем хочет признать. Я имею в виду, что он, возможно, не только говорит с мертвыми и встречается с ними, но и может каким-то образом их контролировать. Причинять боль тем, кто ему не подчиняется.
— Каким образом?
— Откуда я знаю? — сердито спросила она. — Ты мне говорил, что на них воздействует энергия. Может, он поливает их энергией, и им больно.
— А может быть…
— Да?
Она наклонилась, чтобы, затушить сигарету, и треугольный щит отъехал в сторону. У нее были красивые полные груди, не слишком большие и не слишком маленькие — совсем как у незадачливой Эдвины Бут в первоначальной версии «Торговца Хорна».
— Мои рассуждения бездоказательны. Но, может быть, Вестерн пообещал что-то твоему отцу, и поэтому он солгал.
— Зачем ему лгать? — спросила она. Ее смягчившееся было лицо вновь исказилось.
— Не знаю, — пожал плечами Карфакс. — Может, Вестерн обманывает твоего отца — например, сулит возможность покинуть место, где он находится. Если это и есть загробная жизнь, на рай она не похожа. Да что я такое говорю! Опять я о них как о покойниках.
— А чем тебе эта мысль так не нравится?
— Только не играй со мной в психиатра, — предостерег он.
Она немного помолчала, потом открыла рот, но тут же закрыла: из дверного динамика раздались три коротких свистка.
Карфакс встал, подошел к двери, посмотрел в глазок и произнес кодовое слово, отпирающее дверь. В комнату вкатилась куполообразная «черепашка». По приказу Карфакса она остановилась, и купол откинулся. Карфакс вынул поднос с кружками и тарелками и велел «черепашке» удалиться. Распахнулась дверь, и «черепашка» укатилась. Патриция так накинулась на еду, словно несколько дней не ела. У Карфакса от этого зрелища разыгрался аппетит, и он помог ей съесть все блюда и столовые приборы, кроме ложечки. Гостиничная прислуга позабыла наполнить заново бутылочку с растворителем, и на ложечку его не хватило.
— Все равно она вишневая, — заметил он, поворачивая ложечку, чтобы разглядеть на просвет буквы на ее черенке. — Никогда не любил синтетическую вишню. Хотя домашний вишневый пирог мне нравится.
Поднос был из молочного шоколада, и он с удовольствием съел бы его попозже. Но ему не хотелось снова вызывать «черепашку».
Он налил им обоим по унции «Драмбуи», и они подняли молчаливый тост.
— А знаешь, — сказал он, — может, я и не с твоим отцом разговаривал и это все подделка. Кто-нибудь мог имитировать его голос. А когда он как бы выпрыгнул из экрана и бросился на меня — простая голография.
— Но зачем Вестерну тебя морочить?
— Наверное, припугнуть меня хотел. Чтоб не задавал больше вопросов, поколебавшись, произнес он. — Дядя Рафтон так и не ответил, когда я спросил его, могут ли люди-медиумы общаться с покойными. Я хочу сказать, с рэмсами.
— Ты можешь спросить у своей жены, — предложила Патриция.