— Что за ребячество, Ихсан?бей? Ведь вы еще не выздоровели! Почему оделись?
Офицер потупился и ответил:
— Постель делает человека совсем больным.
Наступило молчание. Потом Ихсан?бей добавил, стараясь скрыть раздражение:
— Я хочу уйти. Все в порядке. Поправился…
Мое сердце обливалось кровью от жалости. Я попыталась обратить все в шутку:
— Ихсан?бей, вижу, вы не хотите меня слушать. В вас проснулось солдатское упрямство. Предупреждаю: я буду протестовать, все расскажу вашему доктору. Пусть отчитает вас как следует. Вот тогда узнаете…
Я бросила поднос и быстро вышла. Но за доктором не пошла.
25 февраля (под вечер).
Я разругалась с доктором. Не на службе. Просто он распустился: слишком уж вмешивается в дела других.
Мы только что говорили об Ихсане?бее. Я сказала, что молодого майора очень огорчает его изуродованное лицо. Хайруллах?бей скривил губы и ответил:
— Он прав. Я бы на его месте бросился в море. Такая физиономия только и годится, что на корм рыбам.
Кровь бросилась мне в лицо.
— А я?то о вас думала совсем иначе, доктор?бей. Что значит красота лица по сравнению с красотой души!
Хайруллах?бей захохотал и принялся подшучивать надо мной:
— Все это только слова, крошка. К человеку с такой рожей никто и подходить не будет. Особенно девушки твоего возраста…
И доктор пожал плечами, как бы подчеркивая уверенность в своей правоте.
Я запротестовала:
— Вы почти насильно украли мои тайны и теперь немного знакомы с моей жизнью. У меня был красивый, даже очень красивый жених. Он обманул меня, и я выбросила его из своего сердца. Я ненавижу его.
Хайруллах?бей опять захохотал. Его голубые смеющиеся глазки, с белесыми ресницами, уставились на меня, словно хотели проникнуть в самую глубину моей души.
— Послушай, крошка. Это вовсе не так. Смотри в глаза! Ну, говори, разве ты не любишь его?
— Я его ненавижу.
Доктор взял меня за подбородок и, продолжая пристально смотреть в глаза, сказал:
— Ах, бедная крошка! Все эти годы ты сгораешь из?за него, горишь, как лучина. И тот скот страдает вместе с тобой. Такой любви ему нигде не найти…
Я задыхалась от гнева.
— Какая страшная клевета? Откуда вы все это знаете?
— Припомни… Я понял это еще в тот день, когда мы встретились с тобой в Зейнилер. Не пытайся скрыть. Напрасный труд. Из детских глаз любовь брызжет, как слезы…
Передо мной поплыли темные круги, в ушах зазвенело, а доктор все говорил:
— Ты так отличаешься от всех. Ты такая чужая для всех, ко всему. У тебя задумчивая, горькая улыбка, так улыбаются только во сне. У меня сердце надрывается, крошка. Ты и создана не так, как все. Рассказывают про
прекрасных пери[82], рожденных от волшебного поцелуя и вскормленных поцелуями. Это не выдумка. Подобные существа есть и в действительности. Милая Феридэ, ты — одна из них. Ты создана любить и быть любимой. Ах, сумасшедшая девчонка! Ты поступила так опрометчиво. Тебе ни за что нельзя было бросать того глупого парня. Ты непременно была бы счастлива.
Я залилась слезами и закричала, топая ногами:
— Зачем вы все это говорите? Чего вы от меня хотите?
Тут доктор опомнился, стал меня утешать:
— Верно, крошка, ты права. Этого не надо было тебе говорить. Ну и глупость я спорол! Прости меня, крошка.
Но я была вне себя от злости и не могла даже смотреть на доктора.
— Вот увидите! Я вам докажу, что не люблю его! — и, хлопнув дверью, вышла.
Опять 25 февраля, ночь.
Когда я принесла лампу Ихсану?бею, он стоял одетый у окна и любовался багряным закатом на море.
Опять 25 февраля, ночь.
Когда я принесла лампу Ихсану?бею, он стоял одетый у окна и любовался багряным закатом на море.
Чтобы нарушить молчание, я сказала:
— Вероятно, вы соскучились по своей форме, эфендим…
Комната уже была окутана вечерними сумерками. Казалось, полумрак придал Ихсану?бею смелость. Он покачал головой, грустно улыбнулся и впервые откровенно заговорил о своем горе:
— Вы сказали: форма, ханым?эфенди?.. Да, теперь надежда только на нее. Она сделала мое лицо таким, и только она может избавить меня от несчастья…
Я не поняла смысла его слов и удивленно смотрела на Ихсана?бея. Он вздохнул и продолжал:
— Все очень просто, Феридэ?ханым. Нет ничего непонятного. Я вернусь в действующую армию, и пусть война доведет до конца дело, начатое гранатой… И я избавлюсь от…
Видно было, молодой майор глубоко страдает. В своей искренности он так был похож на ребенка.
Я стояла к нему спиной и зажигала лампу, но после этих слов я незаметно задула спичку и склонилась над лампой, будто поправляю фитиль.
— Не говори так, Ихсан?бей. Если вы захотите, вы можете обрести счастье… Женитесь на хорошей девушке. Будет семья, дети, и все забудется.
Я стояла к нему спиной, но чувствовала, что он по?прежнему не смотрит на меня и продолжает любоваться вечерним морем.
— Если бы я не знал, какое у вас чистое сердце, Феридэ?ханым, то подумал бы, что вы смеетесь надо мной. Кому я нужен с таким лицом? В те дни, когда на меня можно было по крайней мере смотреть без смеха, я и то не понравился одной девушке. А теперь такой урод…
Ихсан?бей не захотел дальше продолжать и, чуть помолчав, добавил, стараясь взять себя в руки: